Коби Брайант. Философия игры и жизни легендарной Черной Мамбы

Другим сотрудником Даунера был отец его молодой звезды. Где-то в глубине сознания тренера была еще одна проблема: пригородная программа, подобная программе «Лоуэр Мерион», может потерять своего нового рекрута в пользу одной из известных программ Филадельфии, таких как Римско-католическая, в чьем составе был сам Карр. Наличие отца Коби в качестве тренера помогло бы укрепить отношения; кроме того, две дочери семьи уже учились в Лоуэр Мерионе, хорошо адаптировались и играли в волейбол.

Это будет вопрос, который будет молча висеть над программой в течение следующих нескольких сезонов. Но становилось все более ясно, что Брайанту нравилась программа, в которой он может доминировать, в которой он может найти все то игровое время, которое ему необходимо для развития, питающее его отношение к игре.

«Первые пару раз, когда мы играли в городских школах, обо мне ходили слухи, – объяснил он однажды. – Половина из них сказала бы: “О, да он неженка из пригорода”».

Часть негативной атмосферы исходила от соотношения побед и поражений «Лоуэр Мерион» во время первого года обучения Брайанта. Сезон назад Даунер довел команду до двадцати побед в сезоне. Ожидания были высоки, но выпуск игроков и травмы истощили состав команды. «Лоуэр Мерион Эйсес» 1992/93 годов, в которых новичок Коби Брайант выступал в качестве игрока стартового состава, шли по сезону с показателем 4–20.

«Это было не очень», – сказал Даунер.

Тренер и его будущая звезда обнаружат, что их объединяет абсолютная ненависть к поражениям. «Проигрывать так много раз, вероятно, для него было нечто из ряда вон выходящее, – сказал Даунер, и когда Коби проигрывал, тренеру было труднее вытаскивать его из игр. – Будучи на площадке, он для нас делал все, знаете ли, он играл с пятой позиции до первой, но он был трудным парнем, когда сидел на скамейке, скажу я вам».

Как и его отец, Коби Бин был склонен делать плохие броски. Даунер убирал его из игры, чтобы попытаться помешать этому.

«Я имею в виду, что мы делали это несколько раз, и он этого терпеть не мог, – вспоминал Даунер. – Он сердито смотрел на тебя и орал. Ему это не нравилось».

Когда дела шли плохо, Джо снова говорил по-итальянски, чтобы успокоить сына. Даунер никогда не понимал, что говорит его ассистент, но, похоже, это работало.

«Я думаю, что Джо был в какой-то степени хорошим заслоном, – объяснял тренер. – Знаешь, Коби не так чтобы и орал на меня, но если он это и делал, то, думаю, ему приходилось за это оправдываться перед отцом».

Не навредил и тот факт, что молодой тренер начал пересматривать идею снятия его с игры. Тренерский штаб перестроился под новую философию: «Плохой бросок Коби лучше, чем смазанный пас товарища по команде».

«Очевидно, у него был баскетбольный интеллект, – объяснял тренер. – Он был очень хорошим пасующим, даже в первый свой год. Он мог бы сделать своих товарищей по команде лучше, но я думаю, что когда мы испытывали трудности, когда наша база талантов была не так хороша, он просто говорил: “Знаешь что? Мне тут много чего надо сделать самому”».

Эти обстоятельства были идеальным рецептом для возникновения проблем между молодым Брайантом и его старшими товарищами по команде – те же проблемы, с которыми он столкнулся и в Италии, с которыми он позже столкнется и в НБА.

«Время шло, и альфа-самец начал действовать», – признался Даунер о доминирующей личности Брайанта.

Но очевидным для любого тренера в таких обстоятельствах было то, что присутствие Брайанта также многое облегчало. «Главным были его трудолюбие и его поглощающий менталитет, чтобы выжимать из себя максимум и впитывать информацию, – сказал Даунер. – Я всегда думал, что его мозг был губкой, и, очевидно, если ты тренировал, то знаешь, что не можешь сказать подобного обо всех своих игроках. Скажи Коби что-нибудь один раз, и тебе не придется повторять это снова. Мол, все уже там, внутри. Коби изменил ситуацию в том смысле, что теперь у нас была центральная фигура, но не было похоже, что он был окружен большим количеством великих талантов».

«Самое простое, – добавил Даунер, – это то, что он выигрывал все забеги, был самым усердным трудягой в команде, вставал перед своими товарищами по команде, призывая их к ответственности».

Такой подход привел к неизбежным трениям, особенно с поражениями того первого года, но другим игрокам было трудно отрицать преданность Брайанта игре, как сказал тренер. «С точки зрения старших и некоторых более опытных парней, которые не имели большого успеха, я имею в виду, как только они увидели, как усердно он работал и как страстно он был увлечен игрой, я думаю, что им было трудно переосмыслить то, что мы им говорили, или не войти в то положение, к которому мы пытались прийти».

Эван Монски, один из старших игроков команды, сказал, что, оглядываясь на Брайанта, также важно понять, что его стремление быть великим не было единственным и всепоглощающим компонентом его личности в раздевалке. «Он был счастливым, нормальным ребенком, смеялся и шутил со всеми остальными», – рассказывал Монски.