Коби Брайант. Философия игры и жизни легендарной Черной Мамбы

«Это ужасно», – сказал себе Пауэлл. У Брайанта было, наверное, два забитых броска за всю первую половину, и колумнист решил, что великодушные советы Махорна никуда не годятся, что он зря тратит драгоценное время.

«Он не был даже лучшим игроком на паркете, – вспоминал он. – Его переиграл тот, другой защитник, кем бы он ни был».

Перед началом второй половины Пауэлл встал и отсел в другой конец зала, чтобы увеличить расстояние между собой и сумасшедшим Джо Брайантом. И все поменялось.

«Во втором тайме Коби просто сошел с ума, – вспоминал Пауэлл. – Он провел первую половину, пасуя мяч. Я знаю, что безумием сейчас было бы в это просто поверить. Но он действительно это делал. Он провел первую половину, пасуя мяч. Во второй половине он бросал с отклонением и все такое. Это было невероятно».

Вновь обретя веру, Пауэлл после игры спустился в раздевалку и сказал Брайанту, что собирается написать о нем репортаж и что на следующий день он хочет приехать из Нью-Йорка и взять у него интервью.

«Давай встретимся в школе», – сказал Брайант.

На следующий день Пауэлл появился в приемной «Лоуэр Мерион» и спросил Коби.

«Да он, наверное, в спортзале бросает по корзинам», – предположил кто-то.

Пауэлл прошел через коридор и спустился по длинной лестнице в спортзал, где Брайант, одетый в уличную одежду и кроссовки, очень небрежно бросал, а другой студент ловил подборы.

Брайант жестом подозвал его к себе, но уже была пересменка, и один из классов направлялся в спортзал. Журналист и Брайант вышли в коридор, где сели на пол и стали разговаривать.

«Я был просто загипнотизирован его игровым интеллектом, – признался Пауэлл. – Мы говорим о молодом парне. Я знаю, что его отец играл, но Коби изменил ход игры и то, что он сделал прошлым вечером, почему он решил не бросать так много в первой половине. Он хотел вовлечь своих товарищей по команде, поднять их уверенность. Но во второй половине, когда он почувствовал, что они терпят неудачу, он вроде как взял управление на себя. Он также все еще искал возможности сделать пас своим товарищам по команде для броска из-под кольца, для легких бросков, чтобы они не чувствовали всего давления. Все тяжелые броски он производил сам. Он рассказывал о своем воспитании в Италии, немного говорил по-итальянски. Я был просто потрясен».

Прозвенел звонок, и внезапно коридор наполнился студентами, меняющими классы, переступающими через журналиста и звездного игрока, сидящих на плиточном полу. Пауэллу было все равно. Он был полон решимости сохранить чары того, что считал магическим интервью.

«Коби поблагодарил меня, – сказал Пауэлл. – Он был ошеломлен тем, что какой-то нью-йоркский журналист приехал взять у него интервью. В нем была какая-то невинность».

По дороге в Нью-Йорк Пауэлл размышлял о том, как он собирается преподнести своим жестким редакторам в «Ньюсдэй» статью о старшекласснике из Филадельфии.

«Он может стать следующим большим игроком», – сказал он им, вернувшись в Нью-Йорк.

Редакторы ответили на это разворотом в воскресном специальном выпуске: первой национальной историей о Коби Брайанте.

В раздевалке после матча с «Нетс» Пауэлл поблагодарил Махорна за наводку.

«Чувак, я же говорил тебе, – ответил веселый грубиян из НБА. – Его выбирали не последним. А у нас там было парочка хороших игроков. Он смешался со всеми остальными, и если ты можешь смешаться с нами, будучи школьником, это уже о чем-то да говорит. Это говорит о твоем месте. Чувак даже меня пытался “размотать”. Он пытался занести мяч сверху, поверх меня!»

Последний бросок

Донни Карр нервничал перед второй игрой в этом сезоне. Его Римско-католическая школьная команда собиралась играть с «Эйсес» Брайанта. Это был бы последний шанс Карра одолеть своего соперника.

«Это был последний раз, когда мы играли друг против друга, – вспоминал он. – Я никогда не забуду, как сильно волновался перед игрой, потому что знал, что Коби стал игроком номер один в стране. Я знал, что на игре будет аншлаг. Это было в Университете Дрекселя, только стоячие места. Я знал, что там были скауты НБА и много скаутов студенческих команд. Все более или менее важные люди, вплоть до спортивных журналистов и парней, которые освещали школьный спорт. У нас было несколько классических сражений. Я был 191 см, он – около 198 см».

«Тогда уже была очень нервная обстановка. Даже мои друзья, пришедшие на игру, ожидали, что Коби будет доминировать надо мной и доминировать в самой игре».

В дни, предшествовавшие этому событию, Карр рассказывал своей бабушке, брату и матери, как сильно он хотел победить в этой финальной игре.

«Это единственное, что имеет значение, – говорил он им. – Здесь будут все. Это тот самый матч».

Во многих отношениях игра была даже больше и серьезнее. Для давних любителей баскетбола Филадельфии это было противостояние лучшего парня из «города» против этого парня из пригорода, который пытался вести себя так, как будто он был настоящим филадельфийцем.