Кобра

Дани несла дежурство, потому что «объятый дивным сном» не доверял никому, кроме своей жены. Он доверял ей свое тело, доверял себя, когда, лежа неподвижно, гулял по небесным полям и входил в одни за другими ворота запретной ночи под размеренную пульсацию реки, словно имевшей сердце.

На Дани был серый гимнастический костюм. На муже белая джелаба, так хорошо гармонировавшая с его волосами. Жюстен был нарциссичен даже в мелочах.

Еще несколько минут, и Дани может возвращаться к привычной жизни. Первый час путешествия был критическим из-за риска сердечного приступа. Жюстен установил в комнате реанимационное оборудование, и Дани научилась им пользоваться. Когда ее муж был «на колесах», у нее имелось добрых четыре часа, чтобы заниматься своими делами. Но ей вновь надо быть на посту к моменту его «возвращения». Жюстен требовал, чтобы она присутствовала, когда он будет просыпаться. Может, потому, что она олицетворяла собой все, что связывало его с реальным миром. Испытывал ли он страх от того, что каждое новое путешествие приближало его к черте, перейдя которую он уже не сможет вернуться к жизни? Потому что утратит интерес к чему бы то ни было, кроме своих химер.

В последние месяцы разрыв между сном и явью увеличивался. Жюстен приносил из своих странствий все более сильную ностальгию. Какой силы достигнет его страсть к черной стране? Через некоторое время после инъекции, когда у него начали дрожать веки и расширяться зрачки, он сказал своей жене: «Я, может быть, увижу Дарка, он там вместе с Мориа, они нашли друг друга, я поговорю с ним и узнаю…» Она должна внимательно следить за малейшими переменами в его настроении. Одно несомненно: она не оставит его отдавать концы в одиночестве.

Дани медленно повернула голову, рассматривая Комнату Мертвых, словно видела ее впервые. Купленные в Марракеше светильники делали ее похожей на гробницу. На белых оштукатуренных стенах выделялись золоченые фрески. Это были изображения сказочных животных и блестящего общества. Царствовала над всем, разумеется, богиня Исида. Ее огромная тиара была похожа на земной шар, покоящийся на двух крыльях. Исида - идеальная супруга и мать. Она дала жизнь Осирису - брату и супругу. Осирис - бог умерший и воскресший, бог-спаситель, поклонение которому обеспечивает жизнь в загробном мире.

Исида, Осирис, связанные навечно.

«И мы тоже связаны всем этим, - подумала Дани. - Жюстен на белом матрасе, положенном на золоченый цоколь. И я, сидящая рядом, спокойная, будто жрица древнего культа».

И надо играть в эти игры! Ждать и ждать. Едва ли не молиться. Когда-нибудь Жюстен потребует, чтобы она шептала заклинания, читала псалмы, пела сутры. Когда-нибудь. И она будет делать то, что он скажет.

«Объятый дивным сном» - это выражение придумал он. Жюстену неведома сдержанность, особенно в словах. «Комната Мертвых» - тоже, разумеется, его находка.

Дыхание Жюстена стало ровным. Теперь его можно оставить. Дани поднялась, пошла к двери, не оборачиваясь на лежащего в джелабе мужа, набрала четыре цифры, которых, кроме их двоих, никто больше не знал. В круглом глазке кодового замка появилась знакомая красная стрелка. Дани вышла, с металлическим щелканьем захлопнулась дверь. Она пересекла гараж и - такой привычный путь - поднялась по лестнице, ведущей в коридор, в конце которого располагалась кухня виллы Везине. Помещение более чем комфортное. Белое, залитое светом. Здесь можно подкрепить силы.

Алекс Брюс звонил в ворота виллы в Везине уже более минуты. «Лендровер», стоящий возле гаража, позволял предположить, что дома кто-то есть. Вилла представляла собой роскошное здание с мансардой в стиле Наполеона III, окруженное садом с вековыми деревьями. На вилле, само собой разумеется, имелся крытый бассейн; его крыша была сделана из пластика с синими полосами. Освещение усиливало впечатление роскоши. Серое небо предшествующих дней сменилось небесной лазурью с легкими вкраплениями облачков, напоминающей тронутую сединой бороду гигантского бога. Брюс решил обогнуть дом, чтобы найти другой вход. И уткнулся в тупик. Высокая решетка и кованые железные ворота утопали в густой зелени.

Звонка на воротах не было. Брюс потрогал ручку - безрезультатно. Подождал немного, вдыхая свежий воздух. В этот момент зазвонил церковный колокол - дин-дон, дин-дон. Брюс подумал о парижанах, устремляющихся в Бретань или в Нормандию, в деревушки, где люди ходят к мессе, или в бистро на углу, или и туда и туда, чтобы повидаться с приятелями. А может, это просто игра воображения, вызванная тоской по прошлому? Хотелось ли ему удрать из Парижа на природу? Нет. Ему не хочется ни от чего бежать, даже если утром, вставая с постели, он ощущает, что не выспался. Ему хотелось просто насладиться этими мгновениями тишины. Маленький, он играл в саду, в скромном саду своего деда, сталевара в Лотарингии, и там узнал, что бывают моменты, когда время замедляет свой ход.