Кобра

И надежда на то, что им повезет, слабая. Чтобы быстро найти кого-то в Кейптауне — точнее, найти людей с фальшивыми паспортами, к тому же профессионалов, которые приняли все меры предосторожности, которые не хотят, чтобы их обнаружили, — нужно, чтобы им крупно повезло.

Но есть и еще один вариант, и тогда их шансы немного возрастут.

Все зависит от того, что вспомнит Надя.

Он глубоко вздохнул и вернулся в палату, на ходу обдумывая вопросы.

Купидон решил, что Лиллиан Альварес — очень умная и красивая девушка, но эмоционально еще совершенно незрелая. Однако он слушал ее не перебивая. Альварес сказала, что они с Дэвидом Эдером договорились держать их отношения в секрете до тех пор, пока она не получит степень магистра. Хотя они оба взрослые люди, у них нет моральных обязательств перед другими и они не состоят в браке, роман между пожилым научным руководителем и молодой аспиранткой в учебном заведении до сих пор считается делом недопустимым. Вдобавок он возглавлял отделение прикладной математики и теоретической физики, и он лучше других мог помочь ей с защитой диссертации. Логично было бы перевестись в другой университет, но этого ни один из них не хотел. Дэвид Эдер настаивал на том, чтобы назначить на ее защиту четвертого, внешнего экзаменатора, и пригласил коллегу из Массачусетского технологического института. Чтобы никто не тыкал в нее пальцем, когда она получит степень через полтора года и их отношения станут достоянием гласности.

Кроме того, трудности возникли с тем, что она описала как «его позиция»: с одной стороны, он работал над совершенно секретными антитеррористическими программами, с другой — выражал протест против действий британских и европейских властей и крупных банков. В результате за ним зорко следили разные группировки, многим очень хотелось бы заткнуть ему рот, надеть на него намордник и управлять им, если удастся найти нужный рычаг давления…

— Какие группировки? — впервые вмешался в разговор Скелет.

Она ответила быстро — пожалуй, чересчур быстро:

— Ну, для начала политики. Дэвид не скрывал своих взглядов на вмешательство государства в частную жизнь граждан. Кроме того, он публично критиковал правительство за то, что оно не слишком успешно борется с организованной преступностью. Потом… сами представители организованной преступности. Видели бы вы, какие письма ему приходили…

— Что за письма? — спросил Купидон.

— Ему угрожали смертью.

— Кто?

— Они не подписывались, но Дэвид знал, что ему угрожают преступные группировки… Он только отшучивался: мол, пытаются его запугать, и храбрился. Сказал, что они не посмеют ничего ему сделать, потому что, если его убьют, правительство вынуждено будет принять меры. Так что не в интересах мафии доводить дело до конца.

— Кто еще? Я имею в виду — группировки.

— Конечно, все террористические организации на свете… Знаете… Уверена, вы можете себе представить. В общем, очень и очень многие. Словом, мы должны были еще и по этой причине скрывать наши отношения.

— По-моему, вы опять говорите не все, — заметил Купидон.

— Клянусь, я рассказываю все!

Он не стал настаивать.

— Значит, вам нужно было проявлять крайнюю осторожность?

— Да, крайнюю.

— Откуда вы знали, в каком банке у него счет?

— Дэвид переводил мне оттуда деньги, я покупала билет на самолет или на поезд в Брюссель, Париж или Цюрих, и мы проводили вместе выходные.

— Хорошо. Вернемся к прошлой неделе. Пожалуйста, расскажите нам всю правду.

— Мне почти нечего рассказывать. Я солгала о том, что в последний раз виделась с ним на кафедре в прошлый четверг. На самом деле мы провели выходные вместе в Ипсуиче и почти всю ночь на понедельник — у меня дома. Дэвид ушел в первом часу ночи…

— Куда?

— К себе. Вот почему я так удивилась, когда на следующее утро зашла к нему в кабинет — у нас с ним была назначена официальная встреча, консультация, — а его там не оказалось. То есть он всегда заранее предупреждал меня, когда ему нужно было срочно куда-то уехать. Правда, он обмолвился, что такое возможно, понимаете, у него ведь столько обязанностей, что его могли куда-то вызвать без предварительной договоренности. Поэтому я забеспокоилась не сразу, а только через четыре дня, когда не получила от него ни единой весточки. Мы никогда так надолго не разлучались…

— И вы понятия не имели, где он был?

— Нет.

— А что насчет звонка утром в понедельник?

— Ладно, это был не первый звонок. Дэвид позвонил мне ночью в прошлую пятницу, около одиннадцати. Разговор был очень коротким и обрывочным. Он лишь сказал, что у него все хорошо, но ему на какое-то время придется уехать по делам, связанным с безопасностью, и чтобы я не волновалась. Он попросил никому не говорить о его звонке.

— И все?

— Еще он сказал, что любит меня. И все.

— Ну а звонок рано утром в понедельник?