Я обрушила свои копыта на зеркальное окно. Стекло задребезжало. Бросив вопросительный взгляд в мою сторону, эти двое продолжили свою работу. Один из них вытащил клеймо. Я видела этот знак меньше часа назад, выжженный на боку заключённой дашитки. Он направил клеймо под пламя паяльной лампы, и я видела, как оно медленно окрасилось вначале в красный, а затем в жёлтый цвет. Я вложила всё силы в свои копыта, но стекло так и не разбилось. Оперативный агент Лайтхувз вздохнул, когда посмотрел на меня из другого окна наблюдательного поста на дальней стороне помещения для допросов.
Клеймо коснулось её почерневшей кьютимарки и исчезло за завесой дыма, шипения и крика, что ударил мне прямо в сердце. Будь лучше. Я съела сразу горсть Бака, вколола Гидру, и без сожаления опустошила ампулу Стампейджа. Весь мир теперь представлял из себя красный туман и душераздирающий крик, который был всё дальше, дальше и дальше.
Я поняла, что прошло лишь несколько минут, потому что я ещё пылала изнутри, но уже понемногу начала остывать, когда сознание начало возвращаться ко мне. Я сидела, залитая кровью от головы до копыт. Мой рот наполняла какая-то жидкость с металлическим привкусом пополам с обрывками мяса. Один металлический стол торчал в широкой дыре в окне, другой был изломан и покорёжен до неузнаваемости. Я могла считать мертвецов только по их туловищам. От остального мало что осталось. Дверь стояла открытой, и я была абсолютно уверена, что ни одно из этих тел не принадлежит Лайтхувзу. Но всё это не имело значения. Глори плакала.
Я подвела её. Не сумела убедить её в опасности. Не смогла вовремя найти доказательства. Не успела добраться до Лайтхувза. Не сумела добраться до неё. Её метка исчезла, отнятая пони, которым она доверяла безоговорочно. И это была моя вина. Свежий след от клейма чернел и бугрился, чёрное кольцо обрамляло участок красной кожи, внутри которого было выжжено облако с бьющей из него молнией. Знак дашита.
— Давай, — прохрипела я. Сердце яростно билось в моей груди, отдаваясь в голове.
— Ну же, — простонала я, осторожно подталкивая её носом. — Нам нужно выбираться отсюда.
— Оставь меня, — почти неслышно прошептала она.
Я рухнула рядом с ней.
— Нет, — ответила я, с радостью лишаясь опоры под ногами. Лайтхувз говорил:
— Я всё испортила, — сказала она, рыдая и прикрывая лицо копытами.
— Ты ничего не испортила, понятно? Он играл с тобой. Это его вина.
— Я никогда не смогу вернуться домой. Я разрушила всю работу моего отца. Добровольческого Корпуса. Вообще всё. — Глори продолжала плакать, коротко всхлипывая.
Мягко похлопав её по спине, я тихо сказала:
— Только если ты сдашься. Погибает только тот, кто смирится с поражением. Так или иначе.
Она судорожно вздохнула, но наконец подняла на меня свои фиолетовые глаза.
— Спасибо, Блекджек, — тихо прошептала она. — Но я всё ещё чувствую себя виноватой во всём.
Я лишь улыбнулась.
— Ну, по крайней мере твоя ошибка не привела к чьей-нибудь смерти. Я слышала, были и такие пони, ошибки которых стоили жизни миллионам. — Я помогла ей подняться на копыта; это было будто пытаться помочь жеребёнку сделать первые шаги, даже несмотря на выражение боли на её лице. — Ну а теперь давай-ка свалим отсюда.
— И помоемся, — дрожащим голосом сказала она. — Мне правда нужно вымыться. Смыть с себя это место. И… — она нервно сглотнула, пытаясь изобразить на лице улыбку, — тебе тоже стоит. Ты сейчас очень грязная.
— Что, рейдерский прикид мне не идёт? — Ладно, это была тупая шутка. Сейчас я смотрела на искалеченные тела, разорванные на куски моими же зубами и копытами, и молилась, что всё это было лишь из-за наркотиков. Я поднялась на копыта, и мы шаг за шагом заковыляли к выходу. Хвала богиням, всё моё снаряжение было в комнате охраны; я старалась игнорировать возникшее чувство сентиментальности, снова натягивая свою броню. На моём Л.У.М.-е появилось три метки, и все жёлтые. Я могла бы вернуться назад и тщательно обыскать это место, но только когда Глори будет в безопасности.
Мы вышли наружу. Думаю, мы могли бы добраться до кучки жилых трейлеров неподалёку, а потом…
Всё взорвалось.
Я вскочила назад на копыта. Передняя часть здания разваливалась позади нас, погребая под собой входные двери. Вертибак кружил в небе, и было немного жутковато, что такая огромная штука может летать практически бесшумно. А ещё он готовил свои турели для нового выстрела.
— Глори, лети! — прокричала я, но она была слишком травмирована или истощена, и смогла лишь свернуться в клубочек, словно жеребёнок.