Kochanko moja! na со nam rozmowa?

Солдат часовой сигнальный шнурок уж дернуть хотел с каланчи, но не было более знаков пожара, и легкий дымок из трубы вился едва лишь заметною струйкой.

В сновидениях бесы всегда исчезают, услышавши имя Христово.

Совсем уже уголья сгасли, как он постучался к ней в двери.

Руки друг другу пожали они, и оба молчали.

Он взял дров из корзины и, огонь разводя, ей сказал, что уехать он должен.

Она отвечала: «С Богом, я добра не забуду», – и задумалась.

Огонь раздувая, люди краснеют в лице, и он был красен, когда говорил, что с ней ему тяжело расставаться.

Ни слова она не сказала в ответ, но пламя, которое он раздувал, цвет щечек ее изменило.

А он вдруг решился сказать ей «люблю» и, за руку взяв, целовал ее руки. Она своих рук не отняла. («Затем, что уж руки ее в руках побывали», – могут заметить практичные люди.)

Ждал он ответа, сидя у ее ног пред камином, а она еще не решалась ответить: трудно ей было поверить любви, труднее еще от нее отказаться. В раздумье тревожном она наконец прошептала: «Былое! былое! Ах, если б былого не было! Но память, как свет, беспощадна. Она не дает говорить о любви, когда повесть свою не краснея нельзя рассказать никому».

Поэта он вспомнил, услышавши это раздумье, и сказал ей спокойно: «Kochanko moja! nа со nam rozmowa?»

И не было больше ненужной rozmowy. Свеча на камине погасла, и чирикнул веселый сверчок.

Paris, 1863 года.