Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Список зрителей, которым довелось увидеть сцену в комнате НЗ, еще не полон. Да, с одной стороны, там были студенты, в большинстве своем — восторженные поклонники Витгенштейна, которые ходили, говорили, одевались и вели себя как симулякры своего кумира. Но с другой стороны, там были и преподаватели, и все они, за исключением Джона Уиздома, испытывали к Витгенштейну неприязнь, личную или профессиональную. Существование философских проблем было основой их научной жизни, sine qua попих карьеры. Они преподавали философию самым традиционным способом: Декарт и Кант, этика и эпистемология, философская логика и философия разума. И в тот вечер их симпатии были на стороне гостя, также родом из Вены — доктора Поппера.

Если не говорить о Витгенштейне, то к 1946 году расцвет кембриджской философии миновал. Слава ее столпов, Бертрана Рассела и Дж. Мура, клонилась к закату. Правда, в случае Рассела этот закат напоминал скорее северные летние сумерки в период белых ночей: ему было за шестьдесят, но впереди оставалась еще четверть жизни. Но так или иначе, главное в философии им уже было сделано. То же можно сказать и о Муре, современнике Рассела, человеке, служившем воплощением интеллектуальной и культурной элиты Кембриджа накануне Первой мировой, — того самого Кембриджа, который Витгенштейн взял штурмом.

Теперь Мур был на пенсии; Дороти, его жена, ограждала супруга от назойливых посетителей. Время от времени он появлялся на заседаниях Клуба моральных наук, но в тот вечер его не было. И Поппер, и Витгенштейн наверняка были бы рады его присутствию — что, впрочем, говорит скорее о Муре как о человеке, нежели как о философе. Он был застенчив, чуток и предупредителен, терпим, отличался простодушной преданностью и непоколебимой честностью; все это, вместе взятое, производило впечатление «какой-то необыкновенной чистоты», как выразился Рассел. Он однажды спросил Мура, доводилось ли тому когда-нибудь лгать. «Да», — ответил Мур, и это был, по мнению Рассела, единственный раз, когда Мур сказал неправду.

Поппер не впервые встречался с большинством кембриджских преподавателей — в том числе и с Муром, который в 1936 году приглашал его прочесть краткий курс лекций, а позже дал ему рекомендацию, когда речь шла о должности в Новой Зеландии. Витгенштейна сМуром связывали куда более долгие и близкие отношения. Через три недели после приснопамятной встречи, собираясь выступить в Клубе моральных наук с откликом на доклад Поппера, Витгенштейн отправил Муру письмо — для него было бы большой честью, писал он, если бы Мур составил ему компанию. Однако нет свидетельств, что Мур принял это приглашение. Миссис Мур старалась ограничить контакты мужа сВитгенштейном, после которых Мур часто чувствовал себя изможденным.

Витгенштейн и Мур впервые встретились в 1912 году. История их знакомства позволяет живо и ярко представить и самого Витгенштейна, и его отношения с Кембриджем. Мур, уже знаменитый ученый, был мгновенно очарован молодым австрийцем — единственным студентом, на лице которого во время его лекций отражалась упорная работа мысли. Позже он писал: «Вскоре я почувствовал, что как философ он гораздо умнее меня, и не только умнее, но и глубже, что он гораздо лучше меня видит действительно важные, наиболее достойные исследования задачи, и к тому же находит наилучшие способы такого исследования».

И действительно, равновесие сил между ними вскоре нарушилось. В 1912 году Мур выехал из своих комнат на верхнем этаже Уэвелл-корта, уступая место Витгенштейну — не только в буквальном, но и в символическом смысле. Показателем того, насколько сильно качнулась чаша весов, может служить поездка Мура в Норвегию в 1914 году. Предпринял он ее неохотно, исключительно по настоянию Витгенштейна, и всю дорогу страдал от морской болезни. Витгенштейн тогда отправился в добровольную ссылку в деревушку к северу от Бергена, где вел уединенную жизнь, много гуляя и размышляя о логике. Преподаватель, едва обосновавшись, принялся под диктовку записывать мысли студента — это было его основное занятие. А Витгенштейн затем правил эти записи и приходил в «невероятную ярость», когда Мур чего-то не понимал.