Ответ на это был таков: орудия, которыми традиционно пользуется историк (архивы, письма, археологические и устные свидетельства и так далее), подобно инструментам ученого — бунзеновским горелкам, штативам и колбам — снабжают исследователя доказательствами в пользу преимущества одной теории над другой. Более того: высказывания из области истории действительно порождают предсказания, в том смысле, что если высказывание истинно, то следует ожидать, что все последующие свидетельства будут подтверждать его истинность.
В последующие годы утверждение о том, что высказывания из области истории имеют смысл только потому, что они в принципе поддаются проверке, многим покажется странным. Втискивание всех очевидно осмысленных высказываний в смирительную рубашку верификации выглядело искусственным и насильственным. Оно означало, например, что высказывания о состояниях других людей («У Хенни болит голова») следует оценивать только на основании данных «за» или «против» самого высказывания («Нужен ли Хенни аспирин?»). Альтернативная, продиктованная здравым смыслом точка зрения состоит в том, что такие утверждения, как «Всякий раз, когда из комнаты выходят люди, мебель исчезает, а когда они входят, появляется снова», осмысленны: они имеют смысл, несмотря на то, что проверить их невозможно. Даже внутри Венского кружка принцип верификации вызывал все больший скептицизм, а к середине тридцатых от него почти полностью отказались. А позже, когда А. Дж. Айера спросили о недостатках движения, он ответил: «Думаю, самый важный недостаток состоял в том, что почти все его выводы были ложными». И все же какое-то время это было самое модное философское учение западного мира.
Теория, согласно которой осмысленные высказывания должны быть либо аналитическими (когда истинность или ложность высказывания можно определить исходя из значений входящих в него слов или символов, — «все треугольники имеют три стороны»), либо доступными наблюдению, получила известность как «логический позитивизм», а «Библией» большинства логических позитивистов стал «Логико-философский трактат». Именно из «Трактата» они почерпнули принцип верификации и, подобно Расселу, были согласны с одним из главных утверждений Витгенштейна: все математические доказательства, независимо от их сложности, и все логические умозаключения — например, «Если идет дождь, то дождь либо идет, либо не идет», или «Все люди смертны; Шлик — человек; следовательно, Шлик смертен» суть просто тавтологии. Иными словами, они не несут никакой информации о реальном положении дел; они лишены сути; речь в них идет только о внутренних взаимоотношениях высказываний или уравнений. Они не могут сообщить нам, нужно ли брать зонтик, действительно ли Шлик смертен, и вообще, человек ли он.
1 Людвиг Витгенштейн в дни истории с кочергой. Студентов
завораживала страстность его мысли, его «интеллектуальный накал»
2 Карл Поппер в 1946 году. Он приехал в Англию из Новой Зеландии,
где преподавал в университете, и популярность его росла с каждым
днем благодаря выходу его книги, развенчивающей тоталитаризм, —
«Открытое общество и его враги»
3 Кингз-колледж, вид со стороны реки. Комната НЗ, где разыгралась сцена с кочергой, расположена на втором этаже в левой части здания, справа от часовни
тогдашний обитатель комнаты НЗ; говорят, именно он — виновник ис-
чезновения кочерги, которой Витгенштейн размахивал перед носом у
Поппера
испытание: он успел поучиться и у Поппера, и у Витгенштейна
мыслитель и писатель, с точки зрения Витгенштейна — «говорлив и
поверхностен, хотя, как всегда, хватает все на лету»
мать
младшеньким
проекту Людвига для дома его сестры Маргарет на Кундсмангассе.
Радиаторы пришлось заказывать за границей — взыскательного
Витгенштейна не устраивало качество австрийского литья
Витгенштейнов юности хотел заниматься ручным трудом и потому
поступил в ученики к столяру-краснодеревщику. В 1924 году этот
шкафчик поставил точку в его обучении. Поппер писал, что от мастера-
краснодеревщика он узнал о теории познания больше, чем «от любого
другого из моих учителей»
великолепное здание заслуживало имени «Пале» («Дворец»); Карл
Витгенштейн предпочитал скромное «дом»
библиотека насчитывала десять тысяч книг
от руки сумасшедшего убийцы — своего бывшего студента. Враги