Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами.

О ком думал Поппер, когда в семидесятые годы писал эти слова?

Если можно выделить главное различие между судьбами Витгенштейна и Поппера, то это как раз траектория их карьеры. И в этом — еще один ключ к разгадке конфликта в комнате НЗ и к ответу на вопрос, не представил ли Поппер этот конфликт в ложном свете. Витгенштейн, несмотря на все свои странности, из-за которых с ним так трудно было работать, всегда находил в Кембридже источник поддержки, в то время как Поппер много лет был в академическом мире аутсайдером. Самые плодотворные годы жизни он провел в тени Витгенштейна, и это было для него большим несчастьем.

Отношения Витгенштейна с университетским истеблишментом можно охарактеризовать как «любовь-ненависть»: Кембридж был во власти его чар, сам же он с трудом выносил этот древний университет, но до самой смерти возвращался в него снова и снова.

Буквально с того самого момента, как он в 1911 году без предупреждения явился к Бертрану Расселу в Трини-ти-колледж, его исключительная одаренность ни у кого  не вызывала сомнений. Интеллектуальная кембриджская элита была от него без ума. В 1912 году, несмотря на протесты Рассела, Витгенштейн принял приглашение в братство «Апостолы», предназначенное, по словам социалистки Беатрис Уэбб, «для тех, кто стремился к изысканному общению в узком кругу избранных». Рассел предвидел, какое отвращение вызовет у Витгенштейна подобный стиль отношений. Среди «апостолов» в то время задавал тон Блумсберийский кружок с его гомосексуальной эстетикой — Мейнард Кейнс, Литтон Стрейчи, Руперт Брук. Рассела «апостолы» обвиняли в том, что он прячет от них австрийского красавца и гения. Витгенштейна же, как и предсказывал Рассел, оттолкнул манерный и самодовольный тон собраний «апостолов». Он покинул этот кружок, но, вопреки всем традициям — и это многое говорит о его популярности, — был снова избран его членом, когда в 1929 году вернулся в Кембридж из Вены. Кейнс устроил обед в его честь; одним из почетных гостей был Энтони Блант.

Можно только гадать о том, какую роль в необычайном великодушии «апостолов» по отношению к Витгенштейну играла гомосексуальность (или бисексуальность) последнего; впрочем, и вопрос о проявлениях этой гомосексуальности остается открытым и в высшей степени спорным. Ясно лишь, что Витгенштейн в своей жизни испытывал сильные чувства к ряду молодых людей. Почти все они, подобно Дэвиду Пинсенту и Фрэнсису Скиннеру, были очень способными, эмоционально незрелыми и имели какой-нибудь физический недостаток. Очевидно также, что Витгенштейн терзался этими чувствами, равно как и вопросом о том, что такое любовь. Те, кем он был одержим, — например, рабочий Рой Форейкр, которого Витгенштейн встретил в больнице Гая, — иногда даже не догадывались, что играют какую-то роль в его жизни. У последователей Витгенштейна вызывали негодование строки его биографии, в которых Уильям Уоррен Бартли III описывал его поиски гомосексуальных партнеров в венских парках. Поскольку сексуальная ориентация как Витгенштейна, так и Поппе-ра не имеет прямого отношения к этой книге, мы более не будем касаться этой темы.

В 1929 году, вернувшись в Англию, Витгенштейн представил тоненький, всего в двадцать тысяч слов, «Логико-философский трактат» в качестве диссертации на соискание докторской степени. Есть свидетельства, что Дж. Э. Мур, назначенный одним из экзаменаторов, написал тогда на анкете Витгенштейна: «Мое личное мнение таково: диссертация господина Витгенштейна гениальна, однако, несмотря на это, вполне соответствует требованиям, выдвигаемым в Кембридже для получения степени доктора философии». Как мы помним, когда десять лет спустя Мур вышел на пенсию, даже ярые противники Витгенштейна прекрасно понимали, что только он может и должен занять освободившуюся должность.

Слава пришла к Витгенштейну несмотря на то, что после «Логико-философского трактата» он так и не опубликовал ни одного значительного труда. При жизни Витгенштейна увидели свет только две его работы, не считая «Трактата»: знаменитый и широко используемый «Словарь для народных школ» на немецком и конспект лекции для совместного заседания философского журнала Mind и Аристотелевского общества. (В конечном итоге Витгенштейн, к немалому удивлению аудитории, прочел совсем другую лекцию.) Многочисленные тома, которыми сейчас забиты полки библиотек и книжных магазинов, — все это посмертные издания его рукописей. В книге «Фреге: философия математики» Майкл Даммет мрачно иронизирует по поводу современной практики оценки научной значимости по количеству слов, опубликованных автором за год: «Витгенштейн… попросту не выжил бы в этой системе».