Поражение в войне и разгром армии будут означать и поражение клана Уотершоров. А значит, и политическое фиаско его главы. Что, в свою очередь, будет означать и конец для него, Ловкача, и для созданной им организации. А раз так…
Раз так, то необходимо подстраховаться. Вдобавок к плану устранения Каллахана составить ещё один. Противоположный. Какой из двух будет осуществлён, покажет время. Если альтернативный, то Ловкач попросту поменяет хозяина и останется на прежней позиции. Деловые и преданные люди всегда в цене.
Альтернативный план Энрике Гарсия начал разрабатывать месяц назад, одновременно с заказанным хозяином основным. Сентябритке Бланке Мошетти отводилась в этой разработке одна из главных ролей.
Вернувшись к себе, Ловкач без лишних раздумий завалился спать и пробудился лишь за полдень. Выбрался из трейлера наружу, понаблюдал дневную суету – академгородок готовился к очередной откочёвке – и неспешно побрёл в ресторацию для избранных, где неизменно столовался. Отобедав, совершил неспешный дневной моцион, возвратился восвояси и до вечера отдыхал. Рабочий день у Ловкача наступал с закатом, и этот не стал исключением. Начался он с визита ближайшего подручного, долговязого и носатого Хуана Родригеса по кличке Дылда.
С полчаса Дылда получал инструктаж, затем откланялся и отправился собираться. Ему предстояла поездка в октябрь, длительная, с поручением. В арьергардном, боевом кочевье октября Дылде надлежало подготовить агента к операции. Агента звали Мартином Бреме, а операция относилась к разряду деликатных и весьма ответственных. Впрочем, деликатным было каждое второе поручение Ловкача, а уж ответственным – каждое первое.
Следующие четыре недели Ловкач прилежно работал. Дел хватало, и забот с хлопотами тоже. Однако и к тому, и к другому, и к третьему Энрике Гарсия давно привык, так что текущие занятия были для него, по сути, рутиной, которая на исходе четвёртой недели внезапно закончилась. Новость, привезённая из октября Хуаном Родригесом по кличке Дылда, была крайне важной, самой важной, наиважнейшей.
– Поначалу я не поверил, шеф, – докладывал Дылда. – Но потом…
– Ошибки быть не может, голубчик? – спросил Ловкач, насупившись. – С этих, если позволишь, армейских может статься. Выпили, к примеру сказать, хорошего октябрьского шнапсу и вместо разведки завалились себе, осмелюсь предположить, к крестьянским дочкам.
– Не может, шеф, – Дылда отрицательно покачал головой. – Когда армейская разведка вернулась ни с чем, я отправил вторую партию, из местных. Земли декабря пусты, шеф, по крайней мере, до третьей декады. Парни едва не околели, никто из них не забирался в зиму так далеко.
Ловкач отпустил подручного. Ещё через час он на служебном пикапе уже вовсю пылил по Ремню на восток. С выехавшим навстречу Гэри Уотершором Энрике встретился на границе с июлем.
– Они остановились, хозяин, – доложил Ловкач. – По-видимому, около полутора месяцев назад, с тех пор, как прекратились набеги на октябрьские кочевья. Сейчас, надо полагать, остановилась уже и первая декада января, а вторая, осмелюсь предположить, на подходе.
Уотершор долго молчал, размышляя. Что означает «остановились», было понятно обоим. Зимние кочевья одно за другим прекращали движение по Великому Кругу и объединялись теперь в единый фронт.
Глава 12
Апрель. Франсуа
По возвращении в кочевье Франсуа запил. Пил беспробудно, сначала на пару с сержантом Дюжарденом, а затем и с кем придётся или вовсе в одиночку. Службу он, сказавшись больным, забросил, и построения теперь проводил сержант Артуаз. Аббата Дюпре, вознамерившегося вернуть заблудшую душу на путь истинный, Франсуа обругал матерно и велел на глаза больше не появляться.
– Вы делаете ошибку, лейтенант, – упорствовал Дюпре. – О вашем поведении наверняка доложат в июль, если уже не доложили. Не я. Поверьте, найдутся желающие.
Франсуа, морщась от головной боли, потянулся к бутыли с яблочной водкой. Сорвал тряпичную пробку, нацедил в стакан. Залпом его опорожнил, выдохнул, занюхал засаленным рукавом служебного мундира.
– Убирайтесь, святой отец, – сказал он устало. – Молитесь Господу Богу, спасайте души, но не лезьте в те из них, которые в спасении не нуждаются.
Дюпре, укоризненно покачивая головой, удалился, а Франсуа занялся бутылью вплотную. Через полчаса он был уже мертвецки пьян и сидел недвижно за походным столиком, навалившись на него локтями, а налитыми кровью глазами уставившись на фургонный полог.
Так прошла неделя, другая, третья… Серые, кургузые дни стали похожи друг на друга, а вскоре и вовсе слились в один. На откочёвках Франсуа методично напивался в фургоне, в промежутках между ними – не менее методично, только на воздухе. В свободное от пьянства время он отсыпался и, едва пробудившись, принимался за выпивку вновь.
На исходе очередной откочёвки прохрапевшего весь путь лейтенанта растолкал Антуан Коте.
– Опохмелись, – буркнул Коте и поднёс на треть наполненный бокал с янтарно-жёлтым крестьянским вином. – Там тебя разыскивают.