Кочевники поневоле

Ни о каком Великом Круге на островах не знали и знать не хотели. Об избранных господом летних и наказанных им зимних месяцах – тоже. По передаваемой от отца к сыну легенде, предки островитян переселились с материка, где людей заставляли ходить кругами, как цирковых лошадей. Что такое лошади и почему цирковые, на островах не ведали, но поговорка сохранилась и тоже передавалась из поколения в поколение. На Мюнхене цирковой лошадью считалось упрямое вымершее животное, смрадное и нечистое, наподобие шелудивой овцы.

Жизнью своей островитяне были довольны. Когда приходил срок, парни сватали на ярмарках девушек, те рожали детей, и новые семьи, отделяясь от родителей, уходили из отчего дома искать пригодные для жизни места. Оседали на них и строили дома. Возделывали, где было возможно, землю, охотились, рыбачили, разводили скот. О сущности бытия здесь не задумывались, осенью, летом и весной трудились, зимой в ожидании новой весны отсыпались и проводили время в домашних хлопотах.

– Так что делать думаете? – спросил Курта Иоганн Цвайберг после того, как соседи, обещав непременно прийти вечером, откланялись. – До апреля поживёте у нас, места много. По хозяйству поможете, хлев вон давно собираемся чинить, руки всё никак не доходят. Ну, а потом?

– Апрель – это слишком поздно, герр Иоганн, – за двоих ответил Курт.

– Просто Иоганн, без герра.

– Хорошо. Нам надо вернуться обратно ранней весной, Иоганн, ждать мы не можем.

– Почему?

Следующие полчаса прерываемый удивлёнными возгласами Цвайберга и его сыновей, Курт рассказывал, почему они не могут ждать.

– Ты сумасшедший, парень? – спросил Иоганн, когда Курт закончил. – Не в своём уме? Вернуться туда, где из людей делают дойных овец, чтобы там и издохнуть? Поразительное скудоумие, ты уж извини. А твой друг, он тоже хочет вернуться и сдохнуть?

– Тоже, – кивнул Курт. – Тут дело не в желании, Иоганн. И не в скудоумии. Дело в долге. К тому же у меня в декабре осталась жена. Вернее, сейчас уже в январе. А у него – родители и сёстры. Да и потом…

Курт осёкся и замолчал. Он гнал от себя мысли о Снежане, наверняка считающей его мёртвым. И гнал мысли о том, что, вернувшись, запросто может не застать её в живых. Так же, как и всех прочих. Это при том, что вернуться вопреки всему удастся.

– Жена… – задумчиво проговорил Цвайберг. – Как давно ты женат?

– Два месяца. Её зовут Снежана.

– Как-как? – переспросил Иоганн. – Это не немецкое имя.

– Имя декабрьское. Я хотел сказать, русское.

– Вот оно как. – Цвайберг потеребил бороду. – У вас там принято брать в жёны чужачек?

– Она не чужачка! – воскликнул Курт запальчиво и осёкся. – Нет, не принято, – сказал он тихо. – В других месяцах может быть, не знаю. Но октябриты всегда женились и выходили замуж за своих. Это у меня так получилось.

Пока Курт рассказывал об октябрьском заслоне, пленении, освобождении из плена и решении остаться в зиме, Иоганн молчал. Лизхен и сыновья молчали тоже. А старшая дочь, стройная черноволосая Габриэла, под конец всплакнула и, устыдившись слёз, выскочила из гостиной в свою комнату.

– Лодку-то мы вам смастерить можем, – задумчиво проговорил Цвайберг, когда Курт замолчал. – Пирога тут не годится, нужна шлюпка, четырехвесельная. Лодку можем, – повторил он. – Только не доплывёте ведь. А если доплывёте, будет уже поздно. Лёд тронется в конце марта, до середины апреля и думать нечего плыть – затрёт. А после начнутся штормы. На вёслах не дойдёте – потонете. Под парусом – только если очень повезёт. К тому же неизвестно, куда вас вынесет. Гиблое дело вы затеяли, парни.

– А если сейчас? – вскинулся Курт. – Срубить лодку и подтащить на руках на юг – туда, где кончается лёд. И, дождавшись попутного ветра, сразу отплыть, под парусом.

Цвайберг покрутил головой.

– Знаешь, сколько отсюда до ближайшей воды? – спросил он. – Трое суток ходу, если налегке и на лыжах. Да ещё тонкий лёд по пути. Полыньи, там, где проходят течения. Даже если лодку мастерить ближе к воде и потом недели две волоком… Запросто можно угробиться. Не пойду и сыновей не пущу, вы уж не взыщите, парни. А насчёт жены… – Иоганн замялся. – Твоя-то ждёт ли тебя? Тем более, если считает покойником. И потом – женятся на своих, парень. Через неделю начнутся ярмарки, погляди, может, и найдёшь кого по себе. А не найдёшь – у Фрезенбургов три дочери. Да и у нас с Элизабет, – Иоганн бросил взгляд исподлобья на жену, – тоже две. Габби уже пора замуж. Да и Эльза, считай, на выданье. Ладно, молчу, молчу, – отмахнулся он от покрасневшей Лизхен. – В общем, парень, мы тут живём по-простому. Время есть, оглядишься. И об этом своему скажи, русскому. В двух сутках хода на северо-восток лежат острова, где живут его соотечественники. На ярмарке они тоже будут, во множестве.

– Нам надо вернуться обратно, Иоганн, – сказал Курт твёрдо. – Нам обоим.

– Ладно, как знаете. – Цвайберг поднялся. – Поживите у нас, оглядитесь. А там посмотрим, может, и вернёмся к этому разговору.