Кочевница

Храм внутри искажался, менял формы, размеры и даже прозрачность. То он невероятным образом вытягивался вверх, да так, что даже Исаакиевский собор в Питере по сравнению с ним казался низеньким. То наоборот – его своды вдруг снижались настолько, что возникало ощущение, будто они хотят меня раздавить. Окна появлялись и исчезали, расширялись и уменьшались, становились похожими то на гигантские иллюминаторы, то на жуткие пасти, усеянные сотнями острейших зубов-иголок. Стены временами обретали прозрачность, а через секунду вновь теряли ее, но возникал визуальный эффект присутствия в глубине известковой пещеры с покрытыми влажными потеками стенами и усеянным сталактитами сводом-потолком. И вдруг, безо всякого перехода, все вокруг охватывало яростно пылающее пламя. И, разумеется, лица. Множество лиц, возникающих и пропадающих на стенах Объекта. Некоторые едва вырисовывались контуром с чуть заметными чертами. Другие могли похвастаться выпуклостью горельефов, третьи и вовсе были не лицами, а полноценными головами, казалось, выраставшими из белого камня как грибы из рыхлой, усеянной опавшими листьями и сосновыми иголками почвы. И все они кривлялись, строя жуткие рожи: то шутливые, то гневные, то испуганные, а то и совершенно безумные. Звуковой ряд также не отставал. Мне была представлена жуткая какофония из человеческих голосов, стонов, криков, визгов и хохота – весь ассортимент, почерпнутый Кочевницей из памяти погубленных ею людей.

Я начал постепенно понимать, почему Кочевница именно такая. Почему разумная аномалия действует подобным образом. Разумная? Без сомнения, но и безумная тоже. Да и могло ли быть иначе, если она, питаясь психической энергией, пожрала содержимое огромного количества человеческих душ и разумов? Из-за этого чуждость, свойственная Кочевнице, как и любому порождению Зоны, за время ее существования изрядно «очеловечилась», только, к сожалению, в худшем смысле этого слова. Ведь недаром хорошие привычки прививаются годами, а плохие прилипают махом, после двух-трех повторений. Понахваталась, что называется, всякого. А безумие… Какой ты ни будь высокоразвитой сущностью, но, впитав в себя столько всего, поневоле рехнешься хотя бы отчасти. Печально, что и говорить. Однако это, как ни парадоксально, дает мне шанс хоть как-то ее понять, несмотря на всю нечеловеческую логику и способ мышления.

На фоне этой психопатической феерии, устроенной Кочевницей, все остальное терялось, казалось мелким и ничтожным. И все же благодаря имеющемуся у меня кое-какому опыту мне удалось определить ментальные огоньки еще четырех сущностей. Чуждая, темная, жутковатая и убийственно холодная – Черный Сталкер. Созданный изначально на основе сущности Вадима Низовцева фантом-убийца уже не имел с человеком ничего общего, кроме гуманоидных очертаний фигуры. Еще одна чуждая, хотя и с чертами, свойственными людям, – фантом-репликант научника, которого, кажется, звали Игорь Кинько. Старательно маскирующееся создание, маска которого в данный момент была приподнята. Возможно, кстати, он доживает последние минуты. Как только этот фантом перестанет быть нужным Кочевнице, она его развоплотит, чтобы не тратить понапрасну энергию. Вот Черный Сталкер – убийца с невероятной психосилой – всегда будет актуален, ибо Кочевница любит убивать. Третья сущность (фээсбэшник) обладала вполне человеческой энергетикой, хотя и с изрядной долей чужих примесей, так как в данный момент была подавлена созданиями Зоны. Его сущность надломлена, искажена, но случилось это не сейчас. Видимо, что-то еще произошло за эти дни. Не исключено, что разум его уже однажды порабощали.