— Детки! — сказал Палей. — Перетащите всех ляхов в другую избу и привяжите к бочке пороху! не бойся, пане Дульский, я не подорву твоего дома без нужды. Это для того только делается, что, если бы твои приятели, которые гоняются теперь за мною в чистом поле, вздумали напасть на замок, пока я здесь, тогда бы я попросил их поплясать со мной по-казацки и вспрыгнуть вместе к небу. Палей ни у кого мс станет просить пощады и никому не сдастся! Понимаешь ли, пане Дульский! С твоими приятелями будет суд и расправа завтра, при солнечном свете. — Обратясь к женщинам, Палей сказал: — Вы, бабы, ступайте пока в погреб, посидите там тихомолком да помолитесь за меня Богу, а утро вечера мудренее! Ты же, голубушка, — примолвил он, обращаясь к княгине Дульской, — напиши-ка нежную грамотку к своему сизому коршуну и скажи ему, что если он тотчас же не отпустит с ответом ко мне есаула моего, Богдана Огневика, то я надену на твою белую шейку пеньковое ожерелье и убаюкаю тебя на двух столбах с перекладиной, а шурину твоему и всему роду его и племени починю горло вот этим шилом! — Палей ударил до своему кинжалу. — Мазепа знает, что я держу слово, и вы также узнаете это! Симашко! Возьми с собой четырёх удальцов и проводи баб в погреб. Петрусь Паливада! Ты парень грамотный, возьми с собой двух хлопцев да обыщи все норы и конуры в замке и, где найдёшь какую грамоту, неси сюда. Пан Дульский будет твоим проводником.
Казаки перетащили связанных поляков в другую комнату, а женщин увели в погреб. Дульский вышел, а Палей сел за стол и велел позвать Москаленка. Когда Москаленко пришёл, он пригласил его поужинать и велел своим занять порожние места за столом.
Из всех поляков, господ и слуг, только смотритель замка и ключник остались под стражей несвязанные; они должны были указывать, где что хранится.
— Смотри, Москаленко, ты головою отвечаешь мне за порядок и безопасность, — сказал Палей. — Всё ли исполнено по моему приказанию?
— Ни одна душа не ушла из замка, — отвечал Москаленко. — Везде расставлены часовые. Мужикам строго приказано не отходить ни на шаг от ворот. Остаётся только запрячь панских коней в брички да уложить добычу! Вокруг замка разъезжают десять казаков, чтоб не оплошать, если погоня за нами сюда воротится!
— Она не может воротиться до завтрашнего вечера, а тогда уже мы будем далеко! — отвечал Палей. — Опасности здесь нет никакой, а осторожность всё-таки не мешает. Ну, детки, ешьте вволю, а пейте в меру! Гей, пан смотритель замка, подавай-ка сюда поболее вина и кушанья, а после мы угостим тех, которые теперь на страже! Для мужиков чтоб было водки вдоволь! А на потеху отдайте им приказчика! Пусть позабавятся хлопцы!
Из кухни нанесли множество яств и стол уставили бутылками. Проголодавшиеся казаки принялись очищать блюда, и опорожнённые бутылки летели одна за другою в разбитые окна.
— Вражьи ляхи! — сказал старый урядник, утирая рукавом седые усы. — Всё у них не по-нашему. Нет ни сала, ни вареников, ни галушек, ни пампушек, а всё не то чтоб сладко, не то чтоб кисло... Сам чёрт не разберёт!
Вдруг раздались выстрелы на дворе. Казаки вскочили с мест, бросили на стол и на пол серебряные кружки и бокалы и ухватились за ружья, которые стояли возле стены. Палей не трогался с места. Все с беспокойством смотрели на него.
— К коням, детки! — сказал он хладнокровно. — А ты, Москаленко, останься со мною.
Казаки побежали опрометью из комнаты, и тогда Палей сказал:
— Если польская погоня воротилась так скоро, то, верно, Иванчуку не посчастливилось. Защищаться здесь будет бесполезно. Ты, Москаленко, попробуй счастья и пробейся чрез неприятеля, а я останусь здесь и взлечу на воздух вместе с ляхами, с ляшками и ляшенятами. Один конец! А Палея не видать им живого в своих руках и не ругаться над седою его чуприною! Ступай!
Москаленко бросился на шею Палею.
— Отец мой, благодетель мой! Послушай моего совета и брось своё отчаянное намерение! Пойдём на пробой! Ночь тёмная, враги не знают нашего числа. Ударим на них дружно и крепко, и они не посмеют гнаться за нами. Увидишь, что мы успеем спастись, а если умирать, то лучше всем вместе, в чистом поле...
— Ни слова! — сказал Палей. — Как я сказал, так быть должно. Я раздумал прежде, что должно делать. В темноте, в беспорядке я скорей могу попасться в плен... Нет, этого не будет! Прощай, хлопче! Коли тебе удастся увидеть жену мою и детей, скажи им, что я всех их благословляю, и отдай им вот этот отеческий поцелуй! — Палей поцеловал Москаленка в голову. — Все деньги мои и всё золото и серебро разделите на три части: одну часть жене моей и детям, а остальные вам, хлопцы, на равные части!.. Ах, как жаль, что мой Огневик пропал!.. Вам не устоять без меня, детки! Ступайте на Запорожье, к Косте Гордеенке, и служите у него... Но к Мазепе чтоб никто не смел идти... Это последняя моя воля! Ступай!..
— Батько! Пане гетман!.. — воскликнул Москаленко.
— Ни слова более! Ступай!.. Время дорого.
Москаленко со слезами на глазах выбежал из комнаты.