Кочубей

   — Он дорого заплатит за причинённый вам страх и за оказанное им неуважение к той, пред которою цари должны преклонять колени, — примолвил Мазепа. — Что же касается до восстания моего, то я уже изложил причины, по коим не могу сего исполнить прежде приближения шведского короля к пределам нашим.

   — Но король хотел бы иметь письменное уверение, — сказала княгиня, — и я прошу вас и заклинаю именем моей... дружбы к вам... исполнить желание короля! Другим средством мы не преодолеем его упрямства! — Княгиня слово дружба произнесла так нежно и с таким умильным взглядом, что оно означало более, нежели любовь.

   — Княгиня! — сказал Мазепа нежным, но каким-то отчаянным голосом, смотря пристально ей в лицо и взяв её за руку. — Княгиня! знаете ли, что вы сим средством предаёте на волю вихрей жизнь мою, честь, имущество моё... славу и счастие! Но чтоб доказать вам мою любовь, и преданность... я согласен на всё, что вы прикажете!

Княгиня пожала руку Мазепы, которую он поцеловал с жаром.

   — Теперь исчезли все мои сомнения! — воскликнула княгиня. — Теперь я счастлива, ибо уверена в любви вашей!

Мазепа едва мог удержать восторг свой. Все признаки болезни и телесной слабости в нём исчезли. Лицо его покрылось румянцем, глаза пылали, и он чуть не бросился на колени.

   — За эту минуту я готов заплатить жизнью, — сказал Мазепа, целуя руки хитрой прелестницы. — Одна минута любви вашей стоит того, чтоб заплатить за неё веками мучений!

   — Зачем эти века мучений! — возразила княгиня с приятной улыбкой. — В сердце моём живёт надежда на продолжительное счастье. — Она замолчала и взглянула значительно на пана Дульского, который сказал весёлым тоном, взяв за руку Мазепу:

   — Ясневельможный пане гетмане! Вы будете иметь много времени наслаждаться любовию, только поспешите положить основание храма любви и силы вашей. Скажите; на что мы должны решиться и чем начать?

   — Сегодня я отправлю к царю Московскому депешу, в которой извещу его, что прибыл нарочно сюда, для выведывания таинств политики у приверженцев врагов его, королей польского и шведского. Завтра у меня пир, на который я приглашаю всех польских панов и дам. Завтра же должна решиться участь Палея, а послезавтра я вручаю вам моё письменное обещание, если вам это непременно угодно. Но вы позволите мне, прелестная княгиня, предложить вам также небольшое условие, не холодный политический трактат, но коротенькую просьбу, написанную стрелою Амура на розовом листке! — Улыбающиеся уста старца дрожали, полусомкнутые глаза покрылись прозрачною влагою, на щеках выступил румянец...

Княгиня, взглянув на него, потупила взор, встала поспешно и сказала:

   — Итак, до приятного свидания, князь! Помните только, что время дорого...

   — То есть, оно дорого с вами, — примолвил Мазепа, подавая ей руку, чтоб проводить её.

Княгиня поблагодарила его, наклонением головы, за вежливость и сказала:

   — Во всяком случае нам должно торопиться...

   — Торопливость извинительна только в любви, прелестная княгиня, — возразил Мазепа, ведя её под руку в переднюю комнату, — но в войне и в политике она всегда бывает пагубна. Величайшая осторожность в приготовлениях и быстрота в исполнении — вот что доставляет верный успех. Положитесь на мою опытность, княгиня! — Поцеловав руку княгини в передней и обнявшись с паном Дульским, Мазепа возвратился в свою комнату и стал писать письма к царю и к приятелям своим, графу Головкину и барону Шафирову, намереваясь с рассветом отправить бумаги с нарочным, чтоб враги не предупредили его и не истолковали во вред ему поездки его в Бердичев и дружеских сношений с польскими панами.

Конец первой части.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА X

Вечеронька на столе, а смерть за плечами.

Малор. песня.

...Не так привык я ненавидеть!

Мученья долгие врага желаю видеть,

…….

Упиться токами его горчайших слёз,

…….

И смертью медленной мою насытить злобу.

Озеров.

Кармелитский монастырь в Бердичеве славился в целой Польше чудотворным образом Богоматери и несметными своими богатствами. Он был в то время укреплён валами, рвами и палисадами. Монахи содержали на свой счёт до трёх сот вооружённой шляхты, для защиты монастыря. Самусь, взяв Бердичев и наложив на него дань, не нападал на монастырь, щадя своих людей. Монахи, опасаясь измены и внезапного нападения, не позволяли никому из исповедующих православную веру, то есть казакам и поселянам, входить в крепость ни под каким предлогом.

Знатные польские паны, приезжая в город, обыкновенно останавливались и жили с своими семействами внутри монастыря, вознаграждая за сие монахов богатыми подарками.