Кочующий Мрак

Пока слушал и играл, что слышу, заметил, на чём я играю. Я соорудил очень простой музыкальный инструмент, состоящий из маленького полусферического корпуса, длинного грифа с одной струной и смычка. Когда я успел его сделать? Из чего? Не помню…

Конечно, чтобы сыграть песнь пути рыжеволосого «человека», инструмента с одной струной категорически мало. Здесь нужен симфонический оркестр. И симфония – торжества познания и затем горечи падения.

В своём желании познавать мир в какой-то момент рыжеволосый добрался до устройства атома. Он был так заворожён распадом атома на составляющие и так хотел вновь и вновь созерцать этот процесс, что стал предлагать себя в качестве силы, хотевшей, чтобы происходили ядерные взрывы. Благословлявшей и творившей их. Если и была какая-то сила, которой молились те, кто хотел совершить ядерный взрыв, то это был этот рыжеволосый парень в белых одеждах, который влюблённо смотрел на высвобождающиеся при распаде атома силы ‒ и только на них. Тысячу раз, десять тысяч раз, сто тысяч раз он смотрел только на них. А на миллионный раз, когда салют стал ‒ нет, ни в коем случае не наскучившим! ‒ просто чуточку привычным, достаточно привычным, чтобы на секунду отвести от него взгляд, дух-любитель ядерных взрывов заметил кое-что ещё. Свет великой силы отбрасывал тень. Чем мощнее был свет, тем больше рядом с ним гасло искр жизни ‒ больших и малых.

Увидев сопровождающую его любимое зрелище во вселенной великую смерть, рыжеволосый дух больше не мог отвести от неё взгляд. И следующий миллион взрывов он работал ангелом смерти. Принимал в свои объятия умирающих и относил их домой ‒ или туда, куда они хотели дальше.

К концу миллиона он почувствовал, что близок к тому, чтобы сойти с ума. Слишком много света и смерти, слишком много. Он знал, что не может позволить себе сойти с ума, потому что тогда он будет неконтролируемо творить свет и смерть, смерть и свет, потому что он больше ничего не знает в своей жизни, и он сотворит слишком много смерти, прежде чем найдётся кто-то, кто сможет его остановить.

Миллионный взрыв был так ужасен, как он не видел никогда. На исчезающе короткое мгновение он даже залюбовался тем, как он был прекрасен ‒ как будто над миром родилось новое солнце. А потом напомнил себе, что сколь велик рождённый свет, столь велика и отброшенная тень, и пошёл собирать души. Услышал стон земли в великом грохоте и великой тишине ‒ и понял, что не осилит. Что сойдёт с ума прежде, чем донесёт души до нового места, и они сгорят в его ладонях.

Заплакал.

Взмолился.

Не знал, кому молится, но взмолился о помощи. Первый раз в жизни. Всей силой, которая была ему доступна.

Оставил свою память как магнит и защитный купол: притягивать души и держать их в едином поле, чтобы они не потерялись, чтобы в лавине происходящего вокруг ядерного взрыва они были в безопасности. Пока не придёт помощь.

Едва он успел замкнуть купол памяти, как он переместился в этот мир, где покой и перламутровое небо, светло-бежевые камни и светло-бежевая трава.

Он так и не узнал, пришла ли помощь.

Через неделю координаты были готовы. Я посмотрел, куда они ведут: в ту часть вселенной, где прямо сейчас из пыли и глыб собираются планеты.

Рыжеволосый сел в центр поля координат, скрестив ноги, и более не сходил с места. Я доиграл мелодию последней выставленной им координаты. Не сводил с него глаз и ждал часа однородности – волшебного часа, когда из ставшей однородной материи как будто можно слепить всё, что угодно. Как будто может произойти всё, что угодно.

За минуту до наступления этого мига я отложил свой инструмент и сосредоточил всё внимание на фигуре в центре поля координат. Всей душой хотел, чтобы у него получилось пройти. Тихонько молился – сам не знаю, кому.

Ничего не произошло. Миг однородности миновал, а рыжеволосый так и остался сидеть в центре поля координат. Не шелохнулся.

Что-то пошло не так.

Портал должен был сработать. Все координаты на месте, их музыка сыграна, автор портала на правильном месте. Но портал не сработал.

Почему?

Я размышлял над этим почти сутки, до следующего часа однородности. И когда у травы и камней стали плыть и врастать друг в друга контуры, что нельзя было различить, где одно, а где – другое, я сообразил.

Портал работает, когда через него делают шаг. Парень же неподвижно сидел в центре поля координат.

Я взял в руки свой инструмент и стал играть мелодию рождающихся планет, которая доносилась из места, куда хотел попасть парень. Он вздрогнул. Обернулся в мою сторону. Его глаза были закрыты, но я почувствовал прикосновение горячего и страшного взгляда к тому месту на моём теле, где в человеческой форме смыкались бы ключицы.

Открой он глаза – в его взгляде было бы слишком много света, чтобы его могло выдержать большинство живых существ. Я бы – мгновенно сгорел.

Рыжеволосый опять повернулся прочь от меня и замер.

Миг однородности прошёл, и ничего не произошло.

Я лёг в бежевую траву, на краю поля координат, под изменчивым перламутровым небом и думал ещё сутки. Периодически поднимал голову – фигура посреди поля была неподвижной.