— Простите, — сказал черноволосый. — Нехорошо с моей стороны. Мы вот-вот рухнем в океан, а до сих пор толком не познакомились. Меня зовут Джон Хаккетт. Полагаю, в Женеве нам предстоит работать в одной команде.
Скотт совсем растерялся.
— В качестве кого? И почему вы решили, что мы можем рухнуть в океан?
Свет неожиданно потускнел. Потом погас и вновь зажегся, самолет дрогнул. Откуда-то с задних сидений послышались крики. Салон заполнило гудение звуковых сигналов, вспыхнули таблички с устрашающим призывом пристегнуть ремни.
Скотт и Хаккетт вжались в сиденья, торопясь выполнить указание. Те, кто в этот миг стоял, бросились к ближайшим свободным местам. Хаккетт, пристегиваясь, смотрел на ремень с некоторым пренебрежением.
— Поможет как мертвому припарки, — заметил он.
Скотт настороженно взглянул на него, стараясь не обращать внимания на усиливавшуюся качку.
— Ответьте же, откуда вы знали, что это произойдет? В случайности я не верю.
Хаккетт ответил не сразу. А когда заговорил, то и не подумал посмотреть Скотту в глаза. Сосредоточенным взглядом он наблюдал за охваченными паникой людьми вокруг. На его губах по-прежнему играла странная полуулыбка.
— Я всего лишь сделал предположение, опираясь на накопленные знания.
Скотту было знакомо это выражение лица. Вид истинного ученого: ты выдвигаешь гипотезу и с интересом следишь за ее подтверждением в жизни. К окружающим пассажирам Хаккетт относился как к материалу для диссертации.
Скотт почувствовал раздражение.
— По-моему, сейчас не время проводить эксперименты.
— Ошибаетесь. Самый момент, — ответил Хаккетт. — Одна моя знакомая желала выяснить, какой же стороной должен по закону приземляться бутерброд с маслом. Ставила опыты целый месяц. И пришла к выводу, что закономерности не существует. Все зависит от случая. Пятьдесят на пятьдесят. — Он поудобнее уселся в кресле. — Разумеется, она выбрала неверную методику. Я постоянно твердил ей: если бросаешь бутерброд умышленно, это совсем другое дело. Только когда его роняют нечаянно, он падает маслом вниз, — каждый знает.
— И разглагольствовать о статистике сейчас весьма и весьма неуместно!
— Я физик, — объяснил Хаккетт с таким выражением лица, будто его профессия все оправдывала. — Я еще на земле предупредил их, что вылетать при таких прогнозах — безумие, но меня не послушали. Можно сказать, назвали аэрофобом.
— Вы боитесь летать?
Хаккетт решил наконец взглянуть собеседнику в глаза.
— О нет, боже упаси. Полеты для меня не проблема. А вот падение…— Он на мгновение задумался. — Умирать мне почему-то не хочется.
— Если вы знали, что неизбежны столь серьезные неприятности, зачем тогда сели в самолет?
Из Скотта как будто выпрыгнул желудок. Он что было сил старался сохранить спокойствие, но с каждым новым покачиванием уровень адреналина в крови неумолимо подскакивал.
Хаккетт повернулся к нему.
— Это был единственный рейс на Женеву. А мне просто необходимо туда попасть.
— И что в этой Женеве такого? — поинтересовался Скотт.
— Швейцарцы, — подмигнул Хаккетт.
— Называется организация ЦЕРН [7], — пояснил Хаккетт. — Это крупнейший центр по ядерным испытаниям в Европе. Вот где нас ждут.
— Не понимаю, — пробормотал Скотт рассеянно. В данную минуту его мысли занимала Новэмбер. Он отчаянно надеялся, что ей хоть немного стало легче.
— От вас и не требуется что-то понимать. Во-первых, давайте во всем разберемся. Два профессора в разных областях, оба кое-чего успели достигнуть, сидят бок о бок на борту самолета, направляясь в ЦЕРН. Вы сами сказали, что в случайности не верите. Я разделяю ваше мнение — мир гораздо сложнее, чем кому-то может показаться. Вот эта-то сложность… комплексность… она — разгадка многих тайн.
Мы мальчики для отвода глаз в руках армии, доктор Скотт. Правительство с нашей помощью может смело внедриться на китайскую базу в Антарктике и выведать, чем они там занимаются. Согласно условиям международного Договора, команда должна состоять из ученых. Вот нас и выбрали. Когда-то я работал в ЦЕРНе и позвонил сейчас одному старому приятелю. Там полно американских военных. Билеты нам с вами заказал какой-то полковник.
— Военных? О военных я ничего не слышал. Да о чем вы таком говорите? Меня пригласили в Женеву поработать с древним текстом. Я не…
— А-а, вот как они поступили. Воззвали к лучшему, что есть в вашей натуре. Умно. Во мне ничего подобного нет, вот им и пришлось заплатить мне кучу денег. А вы что, не смотрите новости? Не в курсе последних событий? Китайские ученые в Антарктике теперь загорают. Мы — повод для разжигания с ними войны.
В Ричарде Скотте отчетливо заговорило сомнение, на которое, оставляя позади Фергюса и университет, он в эйфории поначалу не обратил ни малейшего внимания. Во что его втягивают? Чем это ему грозит?
Лампы то гасли, то зажигались, совершенно сбивая с толку.
— Что происходит? — воскликнул Скотт.
Хаккетт на потрепанном блокнотном листе написал математические формулы.
— Примерно раз в двадцать два года повышается активность солнечных пятен и вспышек. — Он развел руками. — Мощное излучение — вот что происходит.