Наконец в сгустившихся сумерках на бледной, никогда не видавшей света коже перед Аликом предстали смутные загадочные знаки. Для полноты картины оста-валось уничтожить последний островок растительности. Когда бритва коснулась мест чувствительных, девушка решительно рванула молодого человека на себя. Несколько минут прошло в неистовой борьбе, в которой Ашхен была одновременно нападающей и защищающейся стороной. Вскоре она дважды охнула неожиданно грубым голосом, конвульсивно вздрогнула и затихла с блаженной улыбкой на вспухших губах. Алику показалось, что наступил благоприятный момент для взятия крепости. Он изгото-вился к штурму, но когда до решающего броска оставался лишь миг, Ашхен вдруг вывернулась бешеным движением и что есть силы ударила его круглым коленом в пах. От нестерпимой боли Алик согнулся пополам и скатился с кровати.
- Я же тебе сказала, даже не думай! - услышал он грозный голос.
Щелкнул выключатель, и сквозь сомкнутые ресницы несостоявшегося героя-любовника забрезжил желтый свет. Алик с усилием разлепил веки и увидел над собой обнажен-ную фигуру с пухлыми руками, упертыми в крутые молоч-ные бедра.
- Не зря тебе имя такое дали. Алéк по-армянски - на-хал. Читай, что написано, тебе полезно будет.
Алик сфокусировал взгляд на контрастно-белом, отвоеванном у джунглей поле, над которым он только что так самозабвенно трудился, и увидел идущую полукругом надпись "Только для мужа". Очевидно, для того, чтобы исключить малейшие сомнения относительно объекта выта-туированной максимы, ее текст был дополнен указываю-щей вниз волнистой сиреневой стрелочкой.
- Ты что, в колонии для малолеток была? - сдавленным голосом спросил неудачливый золотоискатель. Он лежал на полу, свернувшись гигантской креветкой.
- Российский детдом - та же колония, - криво усмехну-лась Ашхен. - Ладно, вставай, хватит валяться.
Алик попытался подняться, но только застонал и снова скорчился на полу.
- Э, ты чего? - испуганно спросила Ашхен. - Как там твои дзу? Может тархуном намазать?
Превозмогая боль, Алик на четвереньках добрался до стула и принялся натягивать на себя одежду.
- Подожди, Алик-джан, - причитала расстроенная гурия, прижимая к груди кружевную сорочку, - не уходи. Я думаю, мы с тобой подойдем друг другу. Только не надо спешить с самым главным...
Алик, сгорбившись, добрался до выхода и хлопнул дверью.
За окном скоростного поезда неслась серо-зеленая лен-та. Задремавшего Алика разбудил телефонный звонок.
- Здравствуй, дорогой, - послышался знакомый каркающий голос. - Как ты там?
- Симуля, привет! - радостно встрепенулся Алик. Ему вдруг страстно захотелось бросить к чертовой матери безумные поиски сокровищ, вернуться в Москву, снова заняться заброшенной диссертацией, по вечерам уха-живать за Симой, а по воскресеньям играть в парке в шахматы. - Как ты себя чувствуешь? - закричал он, пугая пассажиров.
- Все в порядке, мой юный друг. Но должна сказать тебе по секрету, когда прошел первый порыв и улеглась эйфория, я опять засомневалась, стоит ли продолжать эту историю. Выходит, черт в который раз одолел меня своим соблазном. Ты там будь поосторожнее. Если ничего не найдете - не беда, возвращайтесь домой.
- Я понял, Симуля. Что у тебя нового?
- Да ничего особенного. У нас в Москве, кажется, появились майские жуки-мутанты. Огромные и совсем не по сезону. Я их сама видела, и Грета рассказывала, когда приезжала. Прилетит, сядет и шурует лапками. Что это за мутация? Ответь, Алик, ты же все-таки ученый, хоть и сбившийся с пути истинного.
- Я в другой области ученый, - Алика вдруг охватила безотчетная тревога. - Но на всякий случай от таких жуков надо избавляться. Накрываешь салфеткой и - в форточку.
- Греточка со своим так и поступила. Она ведь вообще решительная. А мне противно эту гадость в руки брать...
- Она тебя навещает?
- Конечно. Чувствует мои сомнения и пытается на-строить меня на нужный лад. Мечтает о собственном те-атре, мне сулит особняк на Лазурном берегу... И вроде правильно все говорит, а какой-то червяк меня все равно гложет. Ты уж прости дуру старую. Вместо того, чтобы тебя подбодрить, сама сопли развела...
Рано утром поезд прибыл в Карлсруэ. Накрапывал дождик, с Рейна задувал сырой ветер и, казалось, это хмурое промозглое утро перейдет в вечер, так и не превратившись в день. "Вот так, наверное, болят на погоду старые раны, - думал Алик, ощущая тянущую боль в паху и хруст в шее. - Тоже мне, ветеран полового фронта..."
- Как самочувствие? - участливо спросил Загребский, открывая дверцу "опеля".
- Терпимо. Только прилечь тянет.
Загребский сочувственно кивнул.
- Устраивайся на заднем сиденье, - отечески сказал он.
- Вечно он сзади валяется, - проворчала Мила. - То пьяный, то покалеченный. А толку никакого.
- Отдых вполне заслуженный, - возразил Загребский. - В науке отрицательный результат - тоже результат.
- Загребский, не нуди, - отмахнулась Мила. - Алька, ты чем там занимался? У тебя такой вид, будто тебе одно место дверью прищемили.
- Это, в целом, недалеко от истины, - пробормотал Алик. - А какие у вас успехи?