Код бикини. Часть 2 (СИ)

ко по справедливости его надо отдать Загребскому взамен разбитого.

- Молодой человек наверно получит страховку? - предположила Сима. - Ведь машина была застрахована?

- Эээ, видите ли, Серафима Аскольдовна... - скосил глаза вбок Загребский.

- Понятно. Ну, отдай, раз такое дело, - Сима повер-нулась к Алику. - Да не оскудеет рука дающего...

Спустя час "опель" цвета молодой травы въехал в Берлинский аэропорт Щёнефельд. За рулем новенького ав-томобиля сияла заросшая рожа Загребского.

- Стало быть, Алик, ты летишь со мной? - спросила Си-ма. Она ехала по аэровокзалу в коляске с распрямленной спиной и повелительно задранным подбородком.

- Нет, Симуля, - покачал головой Алик. - Как сказал рябой шофер, есть у нас еще тута дела. Загребский, под-бросишь до Гейдельберга?

- О чем разговор, братан! - с лица бородача не сходила мальчишеская улыбка. - На таком красавце мигом там будем.

С Симой простились у рамки металлоискателя.

- Все правильно, - сказала она с грустью. - Хватит бе-

гать за сокровищами. В твоем возрасте личная жизнь совершенно необходима. И вообще - не спеши возвращать-ся в Россию. Что ты забыл в стране, прущей семимильными шагами в прошлое? А вы, молодой человек, - Сима потрепа-ла Загребского за бороду, - примите совет прожившей жизнь старухи - займитесь, наконец, делом. Как сказала бы Греточка, перестаньте страдать хуйней.

Служащая в синей униформе укатила коляску в кишку галереи, и Сима долго еще оглядывалась, вытягивая старче-скую морщинистую шею.

Глава XVIII. Последнее искушение

Прямо из аэропорта друзья взяли курс на Карлсруэ. Загребский наслаждался новым авто. Дальнейшая жизнь представлялась ему цепью непрерывных удач.

- Гляди, где мы едем, Алька! - воскликнул он, увидев указатель "Blankenfelde". - Вот оно, логово дьявола! Но нас

его искушение миновало...

- Искушение миновало, наваждение продолжается... - задумчиво сказал Алик.

- Чем же тебя так Ренатка присушила?

- Над чем смеешься, козел бородатый? Она меня презирает. А я не знаю, как поступить...

- Ты когда-нибудь читал Нагорную проповедь Иисуса? - неожиданно спросил Загребский.

- Естественно, нет.

- Ну хорошо, ты слышал выражение, "поступай с дру-гими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой"?

- Это слыхал.

- Вот оно как раз из той проповеди. С добавкой "ибо в этом закон и пророки".

- Сомнительного качества закон. Идет, скажем, тебе навстречу гомосек, который в два раза тебя сильнее...

- Молодец, соображаешь. Но был и другой подход. В той же Иудее жил мудрец по имени Хилель - он был старше Иисуса на полсотни лет. Он утверждал, что вся премуд-рость Торы заключается в простой идее - не делай другому того, что ты бы не хотел испытать на себе. Чувствуешь разницу?

- Чувствую. Типа, евреи нашли у Иисуса ошибку в преобразованиях. От a>b он некорректно перешел к -a>-b.

- Иисус и сам был евреем. Но я только хотел сказать, что одну и ту же проблему можно решать по-разному. Ты же сам говорил, что не знаешь, как поступить.

- Теперь знаю, - сказал Алик. - Только что догадался. Поступай с другим так, как он сам себе желает - вот и вся премудрость. Любая другая формула означает насилие в какой-то форме.

Друзья остановились на заправке в виду Гейдельберга. От придорожной рощицы тянуло запахом прелой листвы. В освещенной витрине стояли сигареты, банки с пивом, толстенькие колбаски, ярко упакованный йогурт, презерва-тивы, шоколадки, женские тампоны, коробки с печеньем, таблетки аспирина и множество другого придорожного товара.

- Люблю немецкие танкштелле, - Загребский вставил

"пистолет" в бензобак. - Здесь есть все, что нужно проез-жему человеку - от гондона до пирамидона...

На табло закружились цифры.

В ночном воздухе раздалось тонкое козье блеяние. Алик выхватил из кармана телефон и прочел первую строчку эсэмэски от Ренаты "Я долго думала...".

- Она мне написала, Загребский! - он оторвал от теле-фона просветленное лицо. - Скучает, наверно, на дежур-стве, если оперировать некого. Далеко отсюда до универ-ситета?

- Считай, что уже приехали, - бородач - махнул в сторону огоньков у подножия холма. - Тебя прямо туда доставить? Все-таки ты ее чем-то прихватил, физик-ботаник. Ренатка - девка серьезная, непростая. К ней за все время только один мужик и смог подкатиться. Тот, которого Грета потом скогтила, как мыша полевого...

Алик не слышал Загребского. Он снова и снова, не веря своим глазам, вчитывался в присланный Ренатой текст.

"Я долго думала, как мне выразить свое презрение к тебе, ничтожный ты человечишко. И придумала. Ты ведь охотился за татуировкой, не так ли? Искал код бикини! И ради этого готов был не только переспать с любой шлюхой, но даже поиграть в любовь. Так вот: у меня была эта татуировка. Я прекрасно помню, как эта сумасшед-шая старуха посадила меня напротив зеркала с раздвинутыми ножками и, якобы дергая колючки от кактуса, колола меня чернильной иглой. Я свела эту надпись вместе со скорпионом на плече, как только стала взрослой. Но буквы на том месте, которое ты никогда больше не увидишь, я помню отлично. Вот они, получи их, червяк: "AYNURG".