Код да Винчи 10+

Не может быть! Подлинная личность хранителя, как и трех его s'en'echaux, или подручных-крестоносцев, была почти такой же священной тайной, как та, древняя, которую они оберегали. Но Соньер тут же понял, что s'en'echaux, следуя строгим инструкциям, также перед смертью солгали, изложив заранее заготовленную версию.

Неизвестный снова прицелился.

– Когда тебя не станет, я буду единственным, кому известна правда.

Правда! Мгновение спустя хранитель оценил весь ужас положения. Если я умру, правда будет навсегда утрачена. Он судорожно огляделся в поисках укрытия.

Раздался выстрел, живот, куда угодила пуля, обожгло огнем. Не удержавшись на внезапно ослабевших руках, Соньер рухнул на пол. Превозмогая боль, с трудом перевернулся и посмотрел на убийцу.

Тот теперь целил ему в лоб.

Соньер закрыл глаза, в голове бушевал вихрь – его одновременно обуревали страх и горечь.

Холостой щелчок отозвался в галерее эхом.

Хранитель широко открыл глаза.

Убийца почти с удивлением осмотрел оружие. Его рука потянулась за запасной обоймой. Но затем он передумал и, глядя на живот хранителя, усмехнулся.

Соньер опустил взгляд и заметил на своей белой льняной рубашке дырочку от пули. Маленький кровавый кружок расплывался в нескольких дюймах ниже грудины. Желудок. Военный опыт подсказывал, что жить ему осталось минут пятнадцать, не больше.

– Я сделал свое дело, – заявил альбинос и ушел.

Оставшись один, хранитель вновь перевел взгляд на железную решетку. Чтобы ее открыть, потребуется не меньше двадцати минут. К тому времени, когда его найдут, он будет уже мертв. Его охватил страх, гораздо более сильный, чем страх собственной смерти.

Необходимо передать секрет. Он собрал остатки сил и попытался подняться. С трудом вставая на ноги, представил себе троих погибших братьев. Подумал о живших до них поколениях и о миссии, которую им доверили.

Беречь неразрывную цепь знания.

Несмотря на все предосторожности… несмотря на все принятые меры безопасности… Жак Соньер остался единственным связующим звеном, единственным хранителем одной из самых важных тайн на земле. Дрожа от напряжения, он наконец встал.

Надо найти какой-нибудь способ…

Он в ловушке в Большой галерее, и на свете есть только один человек, кому он может передать светоч знания. Соньер окинул взглядом стены своей величественной тюрьмы. Картины из коллекции самых знаменитых мировых полотен, казалось, улыбались ему, словно старые друзья.

Кривясь от боли, он призвал на помощь все свои способности и силы, понимая: для выполнения почти безнадежной задачи требовалась каждая оставшаяся секунда его жизни.

Глава 1

Роберт Лэнгдон проснулся не сразу.

Его разбудил пронзительно-резкий, незнакомый телефонный звонок. Он пошарил рукой в темноте в поисках прикроватной лампы и включил свет. Прищурившись, осмотрел роскошную спальню со старинной мебелью восемнадцатого века, расписанные вручную стены и необъятных размеров кровать из красного дерева с балдахином.

Где это я?

На висящем на столбике кровати халате из жаккардовой ткани красовалась монограмма «Отель Ритц. Париж».

Постепенно в голове у него стало проясняться. Сев, он устало посмотрел в большое зеркало на противоположной стене. Ему ответил взглядом незнакомец – взъерошенный и изнуренный. Его обычно проницательные голубые глаза затуманились и запали. Сильный волевой подбородок был покрыт темной щетиной, а ярко выделяющаяся седина на висках расползалась в густых жестких черных волосах.

Роберт поднял трубку.

– Слушаю.

– Месье Лэнгдон, – раздался мужской голос, – надеюсь, я вас не разбудил?

Плохо соображая, Роберт посмотрел на часы на прикроватной тумбочке. Было 12.32 ночи. Он проспал всего час и чувствовал себя смертельно усталым.

– Это консьерж, месье. Прошу прощения, что потревожил, но к вам гость. Он утверждает, что это очень срочно.

Гость? Лэнгдон никак не мог прийти в себя. Его взгляд упал на скомканный листок на тумбочке.

АМЕРИКАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ПАРИЖА

имеет честь пригласить

НА ВЕЧЕР С ПРОФЕССОРОМ РЕЛИГИОЗНОЙ СИМВОЛИКИ

ГАРВАРДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА (США)

РОБЕРТОМ ЛЭНГДОНОМ

Лэнгдон тихо простонал. Его книги по религиозной живописи и символике невольно превратили его в знаменитость в мире искусства, и сегодняшняя лекция с показом слайдов о языческих символах в каменной резьбе Шартрского собора, видимо, разбередила консервативные души слушателей. Скорее всего, какой-нибудь не в меру ревностный исследователь религии проследовал за ним до гостиницы, чтобы утешить себя хорошей потасовкой.

– Простите, – ответил он, – я очень устал.

– Mais, monsieur[1], – не отступал консьерж, понизив голос до настойчивого шепота. – Этот гость – очень важная персона. И сейчас он поднимается в ваш номер.

Лэнгдон моментально проснулся.

– Вы пропустили человека ко мне в номер?