Код Дурова

Дуров не придал сведениям о ревности Гришина большого значения, так как считал конкуренцию благотворной. Но однажды он сопоставил даты визитов Мильнера и атак на сайт. Выяснилось, что они практически совпадают.

Впрочем, железных доказательств версии, что инвестор таким образом санкционировал проверку «ВКонтакте» через своего менеджера, Дурову заполучить не удалось.

Первая встреча закончилась безоблачно. Дуров понравился Мильнеру. Человек в черном сознавал, как интернет меняет человеческую жизнь, какие потребности он может удовлетворить, и не стремился быстрее накосить денег. Последнее выглядело важным, так как Мильнер сознавал: проекты, выжимающие копейку, рано или поздно начинают бесить пользователя.

Летом речь зашла уже о конкретных условиях. Мильнер оценил «ВКонтакте» в 40 млн долларов. Стороны начали торговлю – здесь на первый план вышел Слава. Он заявил, что соцсеть стоит 60 млн. Свои позиции он оборонял настолько яростно, что Мильнер согласился отдать 15 млн за 24,99 %. При этом капиталист выбил себе право на увеличение доли до 49 %.

Сделку оформили быстро – изящный договор в стиле DST Deal был подписан в июле. Если бы теперь Перекопский спросил Дурова, где заработанный миллион, тот предъявил бы ему счета. Но Перекопский вспомнил о споре нескоро – перспективы, нарисовавшиеся после альянса с Мильнером, ослепляли своим блеском сильнее золота.

Глава 4 Сок черешни

Это была странная квартира. Едва не в полтораста квадратных метров, с четырьмя комнатами, глядящими узкими вытянутыми окнами во двор-колодец. Со стороны фасада шумел и клокотал человеческий трафик Невского. Население квартиры менялось от одного до десяти постояльцев. Средоточием жизни служила тесная комнатушка. За сдвинутыми столами стучали клавишами люди, останавливаясь лишь в шесть утра, когда по провайдерскому обыкновению падала сеть. Тогда люди обсуждали богословские вопросы типа: «Какой должна быть платформа для разработчиков?» или «Что хотят люди от соцсети?» Затем, утомленные кодом и схоластикой, валились на кровати и спали до часа дня.

Чтобы попасть во двор, Лев свернул с проспекта в подворотню с дверями неясного назначения и крадущимися по стенам проводами. Раньше дом занимали контора и квартиры банкира Блокка, который реконструировал здание и воздвиг на фасаде аллегории Правосудия и Адвокатуры. Дуров питал слабость к символике, и наличие аллегорий сыграло роль в выборе квартиры, к которой, гулко топая по лестнице, поднимался акционер его компании, нагруженный коробками.

Часто ночами одна из теней отвлекалась от ноутбука и бросала клич: «Кто за суши?» Коллеги неохотно отрывались от экранов и выдвигались в сторону двери и вниз по лестнице – к бару на углу Фонтанки и Невского. Но в эту ночь они были заняты настолько, что Дуров набрал номер Льва и попросил привезти еды.

Лев добрался до двери, перевел дыхание. Позвонил. Шаги. «Пи-иццу заказывали?» – крикнул он. Дверь отворил Дуров и, улыбаясь, отошел в сторону. Лев, хоть и не впервые заглядывал сюда, с удивлением осмотрел пустующую квартиру. Его приход будто не заметили.

Программисты сгрудились в каком-то чулане. Николай восседал в кресле и стучал по клавиатуре, время от времени прикладываясь к шоколадному батончику. За самым большим из сдвинутых столов согнулся кто-то худой и растрепанный. Некоторые из аутистов все-таки поздоровались, но, взяв еду, вернулись к коду.

Лев поговорил с предводителем, по которому было видно, что он тоже не прочь уткнуться в десктоп. Впрочем, Дуров, как всегда, был вежлив и прохладно приветлив. Висело ощущение шабаша, на который заглянула человеческая душа. Лев чувствовал себя не совсем уютно.

После сделки с Мильнером осенью 2007 года Дуров получил на счет деньги и с помощью матери, устроившейся риелтором, вложил их в квартиры – одну купил недалеко от дома, другую как офис, в сердце города. Николай вернулся в Петербург, и вот они с братом осматривали анфиладу комнат – две спальни, гостиная, подобие чулана для прислуги, кухня. Дуров как истинный петербуржец привык жить в декорациях к историческим спектаклям, хотя, впрочем, признавал, что в последнее время репертуар измельчал и театр пробавляется одноактными оперетками про весенние сосули.

Команда расширялась, и вскоре в девятиметровом пенале за сдвинутыми столами толкались четыре человека. Изредка кто-то уходил на кухню и кодил за столом для готовки. Прочие метры оставались невостребованными.

Четырьмя годами позже я сел в лифт, напоминавший золоченую клетку, устланную коврами в духе советского министерства тяжелой промышленности, и поднялся на один из двух этажей «ВКонтакте» в доме Зингера. Перед дуровской бандой здесь обитали юристы, которые хоть и скрепляли транснациональные сделки, но существовали без изысков – дешевые панели, подвесные потолки, ковролин.