Код Электры

– Вовсе нет! – заявил он, улыбаясь. И повернул шкатулку так, чтобы и я могла увидеть.

В шкатулке лежал предмет, поблескивающий золотом при свете настольной лампы Ореста. Что-то гладкое и круглое – на мгновение я снова подумала об астролябии, однако это было нечто куда более прозаическое, чем магические звездные часы.

– Часы! – выпалила я.

– И даже лучше, – сказал Орест. – Золотые часы!

Осторожно достав предмет из шкатулки, он взвесил его на руке.

Это были такие круглые толстые старинные часы с крышкой, которую можно открывать. Светлый циферблат с двумя тонкими ажурными стрелками. Цифры нанесены черным цветом, а в самом низу, над цифрой шесть, виднелся еще один маленький циферблат с крошечной стрелкой, показывающей секунды. Но сами часы – то есть окантовка вокруг циферблата, крышка и задняя стенка – все блестело золотом.

– Откуда ты знаешь, что они золотые? – спросила я. Это мог оказаться другой, гораздо более дешевый желтый металл – уж не знаю, как он там называется.

– Иначе они бы почернели, как шкатулка, – ответил Орест, вертя в руках часы. – Наверняка стоят несколько тысяч!

Орест немного зациклен на деньгах. Обожает ценные вещи. Хотя я понимаю: у него никогда не было денег, по крайней мере в достаточном количестве. Мне кажется, он носит каждый день свой коричневый джемпер в катышках не потому, что любит его, а потому, что у него просто нет другого.

– Дай подержать!

Он протянул мне часы. Они показались мне тяжелыми, но при этом как будто мягкими и круглыми. Я повертела их в руках.

На внутренней стороне крышки виднелась гравировка. Я повернула часы к лампе, чтобы рассмотреть надпись.

– Орест! Смотри! – крикнула я.

Разбирая буквы с завитушками, вырезанные на блестящей поверхности, я прочла:

Инженеру – майору

Акселю Острёму

за долгую и верную службу

Дорожно-строительное ведомство

Гётеборг. 2 декабря 1892 г.

Аксель! С ума сойти! Как могли часы Акселя очутиться под камнем Сильвии? Кто положил их туда и зачем? Ведь Аксель исчез из Лерума до того, как умерла его собака Сильвия, – так нам рассказала Герда. Значит, это точно не он.

И зачем потусторонний голос рассказал нам на сеансе о камне Сильвии?

Тут у меня мелькнула мысль.

– Интересно, а они идут? – проговорила я. В верхней части часов виднелось колесико. Я повернула его несколько раз, потом отпустила.

Часы начали тикать.

Тик-так, тик-так.

Секундная стрелка побежала по предназначенному ей маленькому кругу.

После перерыва длиной в сто с лишним лет.

9

На дне шкатулки, под часами, лежало несколько сложенных пожелтевших листков. Я бережно развернула их. Первый оказался письмом, написанным на пишущей машинке – на тонкой старинной бумаге, как в прошлый раз. Но вместе с ним – еще и несколько листков поплотнее, отпечатанных типографским шрифтом и пронумерованных.

– Это же страницы из книги! – выпалила я.

Вверху первой книжной страницы я увидела заголовок: МОНОХОРД. И стала читать вслух:

Монохорд, или однострунный канон, как указывает его название, имеет только одну струну, последняя же для усиления звука укреплена на полом деревянном основании, также называемом резонаторным ящиком, и может быть укорочена по собственному благоусмотрению.

Но что это такое? Я ни слова не поняла.

На странице было два рисунка: рисунок 416 изображал ящик со странными черточками – судя по всему, это и был монохорд, а рисунок 417 – «дрожащую струну».

– Ты лучше посмотри письмо, – сказал Орест. – Может быть, мы узнаем, чего он хочет на этот раз…

Машинописные буквы слегка расплылись, но текст можно было прочесть.

К счастью, письмо оказалось разобрать легче, чем строки про монохорд, хотя оно было старинное и написано высокопарным стилем. Дрожа от нетерпения, я срывающимся голосом прочла его вслух. Затем мы с Орестом сделали его краткий пересказ. Само письмо приводится ниже, но при желании вы можете его пропустить – например, если вам не нравится все время спотыкаться о слова «донельзя» и «премного». Самое главное мы отразили в пересказе.