Код Гагарина

— Потому что вы хотя бы косвенно уже соприкоснулись с делами Ратаева и Столярова. Потому что кому-то другому я бы не рискнул выложить эту информацию. А в одиночку мне справиться будет трудно.

С этими словами Монин поднял правую руку и продемонстрировал нам протез кисти от локтя до кончиков пальцев, весьма искусно выполненный.

— Боже мой, — тихонько сказала Таня.

— Вот и я о том же, — невесело усмехнулся Монин.

— Как насчет того, чтобы просто передать вам все материалы, связанные с этой… гипотезой? — спросил я.

— Вы думаете, что если костер и дыбу отменили, то обвинений в ереси можно будет избежать?

Звучало вполне резонно. Я, к счастью, далек от наук, как прикладных, так и фундаментальных, но тем не менее, в курсе, что существуют «священные коровы» и догмы, которые можно ниспровергать, только если на руках имеешь абсолютно бесспорные доказательства. Да и то если сам имеешь поддержку со стороны другой школы догматиков, не менее значимой. А лучше — более.

— Скажите, Аркадий Федорович, — сказал я. — А что в Библии говорится о камнях?

— О каких именно?

— Не знаю… О каких-то «звериных».

— Не могу сообразить… В Книге Откровений такого нет.

— Ну, какое-то перечисление драгоценных камней может, имеется еще где-нибудь?

— Конечно, — ответил Монин. — В Ветхом Завете есть упоминания о камнях-талисманах колен Израилевых… Дословно я пожалуй, не помню, но если дадите мне Писание, найду.

Татьяна протянула Аркадию пухлый том. Тот уверенно пролистал несколько страниц, пробормотал:

— Так, «Исход», глава двадцать восьмая… Да, вот оно: «И вставь в него оправленные камни в четыре ряда. Рядом: рубин, топаз, изумруд, — это первый ряд. Второй ряд: карбункул, сапфир и алмаз. Третий ряд: яхонт, агат и аметист. Четвёртый ряд: хризолит, оникс и яспис. В золотых гнёздах должны быть вставлены они. Сих камней должно быть двенадцать, по числу сынов Израилевых, по именам их; на каждом, как на печати, должно быть вырезано по одному имени из числа двенадцати колен»… Это то, что вам нужно?

— Не знаю, — без особой уверенности в голосе произнес я, думая о «предпоследнем ряде» из шифровки.

— Ну, чем мог… Надеюсь, вы более не сомневаетесь в том, что я хорошо понимаю предмет исканий Павла.

— Все же вам придется меня сильно убедить, чтобы я начал разделять вашу веру, — сказал я. — И сильно заинтересовать, если речь пойдет о том, что нужно будет «подрываться» и куда-то ехать…

— Ехать придется, — сказал Аркадий.

— Куда, если не секрет? — спросила Таня.

— Вы это знаете лучше меня.

— Почему вы так думаете?

Монин помялся, потом спросил:

— А вы не могли бы немного рассказать мне о странных американцах, которые почти слово в слово позаимствовали название нашей церкви?

— Это вы тоже от Павла узнали? — спросил я.

— От него, конечно… Жаль, что с ним так случилось… Да, кстати, а с этой его странной невестой, с Эльвирой, вы хорошо знакомы?

Евангелист словно мегавирус все сильнее внедрялся в нашу и без того трещащую по швам наноячейку общества. Мне было трудно поддерживать с ним беседу. Я не хотел говорить ни про Эльвиру, ни тем более про SSS. Черт возьми, мне вообще как-то ни к чему это. Особенно теперь. Американцы снялись с якоря, вернули мне договор… пусть я и остался членом Общества. Про Кэсси я вообще пытался запретить себе думать. Бандиты, судя по всему, от меня теперь должны отстать… Остается Эльвира, которой, конечно, мы с Татьяной теперь хоть как остались должны… А Эльвире крайне нужен Геннадий… Зачем — это уже второй вопрос.

— Аркадий Федорович… — начал я.

— Можно просто Аркадий, — сказал Монин вежливо.

— Хорошо, Аркадий. Вы знаете, что я с большим удовольствием отказался бы от вашего предложения и больше не вспоминал бы ни об артефактах, ни о трудах Ратаева.

— Я понял. Знаете, я далек от того, чтобы злоупотреблять вашим временем и навязывать вам свои идеи. Но если вы что-то решите, дайте мне знать… Запишите мой телефон…

— Я не могу вам ничего обещать…

— Подумайте. Вы люди неверующие, а значит — прагматичные. Я — верующий, но тоже очень прагматичный. Если вам трудно понять духовные аспекты, подумайте о материальных. О том, что может принести обладание подобным артефактом. Я думаю, Геннадий понял это.

— И он теперь боится за свою жизнь, — тихо сказала Таня.

Аркадий посмотрел на нее, но оставил эту реплику без комментария.

* * *

Не без внутреннего сопротивления я подошел к углу стены забора, возле которого так нелепо закончил свой жизненный путь (пусть малополезный и примитивный, но все же уникальный), гопник по прозвищу Кислый.

Торчащего штыря там сейчас не было. В стене между кирпичами кладки зияло только почти ровное круглое отверстие, равное по диаметру пруту арматуры. Я подумал, что американцы раньше меня додумались замести этот след нашего невольного преступления и порадовался их предусмотрительности…

— Мне нравится, как этот дом теперь выглядит, — сказала Таня. — И участок — тоже. Он теперь совсем не похож на дачный огород.

— Гараж даже не придется расширять, — добавил я. — И вообще, тут теперь можно развернуться по полной.