Код Гагарина

Все было ясно: не лезь с ненужными вопросами и не устраивай примитивных ловушек. Я огорченно закурил, но тут Татьяна, завозившись и надавив головой мне на желудок с ужином, повернулась на бок и спросила:

— А вообще, Аркадий, а чем ты занимался в жизни? Евангелист — это ведь не профессия. Это, скорее, призвание. Потом, про нас с Андреем ты знаешь все. По крайней мере, очень многое. Мы про тебя — почти ничего.

— Я верю в господа нашего Иисуса Христа, — сказал Монин сухо. — И верю в то, что он направляет меня в моих намерениях.

— Мы знаем о твоих намерениях, — продолжала Таня. — Ты сам о них рассказал. И знаем, что ты рассчитываешь в первую очередь просто поживиться, извини за цинизм. Как-то это сообразуется с твоей верой?

— Вполне нормально, — сказал Аркадий. — Слово «поживиться» мне не очень нравится. Но еще меньше мне нравятся мои перспективы. Имея только одну руку, я лишен многих возможностей. У меня на самом деле не лучшее в мире здоровье. У меня нет востребованной профессии, а моя работа в церкви при всех ее благих аспектах не дает надежды на спокойную старость. Я не знаю, даст ли бог мне возможность решить хотя бы часть моих проблем… Но если я ничего не буду делать, то ничего не буду иметь. Помните эту притчу про молитвы о выигрыше в лотерею?.. Так вот, я не только молюсь. Я еще и приобретаю лотерейные билеты. Думаю, вы ребята умные и все понимаете. И я не хочу больше возвращаться к этому вопросу.

Очень корректно, довольно ясно и отчасти правдоподобно. Я не успел сформулировать еще один вопрос, который вертелся у меня на языке, и который теперь нельзя было задавать просто так, «в лоб», как вдруг послышался шум мощного мотора. Со стороны, где, вероятно, находился пункт нашего назначения, шла большая машина, ревя, словно динозавр в джунглях. Я испытал нечто вроде ощущения дежа-вю, когда в низину вывалился древний «ЗИЛ-157», еще в пятидесятые получивший прозвище «трумэн»: нечасто в наши дни встретишь подобный раритет!

Кабина грузовика, крашенная когда-то в радикальный зеленый цвет, сейчас полиняла до рыжеватой грунтовки. Дверь с водительской стороны явно заменили на «неродную» — ярко-желтого цвета с эмблемой «Аэрофлота» — оставшейся неизменной с советских времен, в виде серпа и молота со стилизованными крылышками. Борта кузова, груженного коричневато-серыми дерюжными мешками, определенно не раз подвергались переделкам и укреплениям. Что касается госномера, то «старорежимные» белые цифры и буквы на черном фоне красноречиво говорили о том, что выдан он был в те времена, когда еще никто не думал о разделении страны на федерально-автомобильные «регионы».

Я уже давно поднялся и, когда грузовик приблизился, замахал руками в надежде, что седоки остановятся и дадут нам толковые рекомендации, куда дальше ехать… и есть ли вообще смысл в дальнейшем движении.

«Трумэн» остановился. Со стороны пассажира открылась дверь, и на меня уставилось лицо типично азиатской национальности: черноволосое и узкоглазое. И довольно округлое. Молодой мужчина, одетый в толстовку и линялые джинсы, куда больше походил на казаха, чем на алтайца.

— Здравствуйте, — обратился я к мужчине, подойдя чуть ближе. — Не подскажете, далеко ли до деревни?

— Здайавствуйта, — послышался ответ в сопровождении подобия улыбки. — Деевена наплав цитыри цас ехать.

Нет, это был не казах. Знакомый еще по моим коммерческим вояжам в Маньчжурию акцент выдавал в парне китайца. Водитель, кажется, тоже был из «хунхузов».

— Спасибо, — сказал я и тоже с легкой улыбкой. Но тут китаец вмиг стал серьезным и поинтересовался, какого, собственно, лешего мы забыли в деревне?

Разумеется, сказал он это несколько иными словами, но тон его мне совсем не понравился.

— К друзьям едем, — сердито сказал я. И снова сказал спасибо, уже со значением, типа: разговор окончен.

— В деевене нет ваша дузья, — огорошил меня китаец.

— Как это «нет»? — спросил я тем же тоном. — Если нас приглашали.

Тут заговорил водитель. По-китайски я не понимаю абсолютно ничего, и это вызывало легкую досаду. По крайней мере, в текущий момент.

— Это наша деевена, — перевел пассажир мне. — Не руски. Нет ваша дузья.

Ну что ж, китайская деревня на русской земле — это в наши дни дело обычное…

— Там что — только одна деревня?

— Да, да. Одна, — подтвердил странный житель Поднебесной.

— Как называется? — спросил подошедший Монин.

— Назавается? — переспросил китаец, явно включивший «тумблер».

— У деревни какое название? — не сдавался Монин.

Китаец с явной неохотой произнес что-то похожее на «валенки».

Мы с Мониным переглянулись.

— ВрАнки? — с надеждой спросил Монин.

— ВалАнки, — с расстановкой произнес китаец.

— ВрАнки, — сказал я. И покосился на Аркадия — ну что, кажется, нашлась «сонная лощина»?

— Все правильно, — подтвердил Монин китайцу. — Спасибо.

И вернулся к нашему бивуаку, где на пледе сидела Татьяна, с заинтересованным видом наблюдавшая за нашей беседой. Я тоже прекратил разговор и отошел от грузовика.