Код Майя--MMXII

«Орёл» (1500-1519 и 1894-1913). Двойной знак Орла отмечает вершину Ренессанса – Леонардо, Микеланджело, Рафаэль, Дюрер – не только художники, но исследователи, творцы новой эпохи в искусстве. Однако и в начале ХХ века с новыми течениями и техниками в искусстве было не так уж плохо – взять хотя бы постимпрессионистов. Сезанн, Ван Гог, Гоген, Тулуз-Лотрек получили признание тоже на рубеже веков.

При анализе изменений элитных установок на рубеже эпох Ягуара и Орла в 1894 году мы отметили один важный факт. То, что в эпоху Ягуара было уделом одиночек и бессребреников, особенно в части научных исследований, вдруг превращалось в дело многих, получало финансовую поддержку, превращалось в мощные бренды и корпорации. Примеры с Теслой и «GE», кока-колой, Олимпийским комитетом показательны. Но и четырьмя веками ранее при переходе от эпохи первооткрывателей (Ягуара) к эпохе накоп­ления знаний (Орла) произошло такое же изменение установок. До третьего плавания Колумба исследование Вест-Индии было уделом авантюристов, романтиков, фанатиков на свой страх и риск. После подключения к делу финансистов и нанятых ими картографов дело пошло намного живее. Настолько, что сам континент пророчески получил имя не адмирала Колумба, а финансиста Америго Веспуччи.

Пожалуй, для анонса продолжения будет достаточно приведённых исторических рифм, наверняка найдутся и другие. На этом разрешите перейти к подведению итогов.

Послесловие

Настало время подвести итог многомесячной аналитической работе по извлечению теоретической модели из традиционной майянской символики календарей и гороскопов. Работоспособность «майянской модели» проверена как непосредственно, так и совмеще­нием с «русской моделью», извлечённой из тайнописи булгаковского Романа, а также сопоставлением с базовой психологической моделью К.Г.Юнга.

Само по себе однозначное соответствие элементов и линий двух отдалённых по происхождению моделей, плотно и без остатка соединяемых как две части головоломки – более чем весомое доказательство верного отражения обеими моделями социально-психо­логической реальности. Полученная в результате интегрированная модель обладает ещё большей эвристической силой, что и было показано при анализе исторических процессов в части смены элитных психологических установок через каждые 20 тунов. Разумеется, этот анализ и проверка работоспособности обобщённой модели, как и всех трёх моделей в её основе, далеко не полны, но достаточно точны на уже освоенной фактографии.

В этой связи спешу предвосхитить вполне здоровый скепсис многих читателей. Ведь, как говорил известный герой, «все теории стоят одна другой». Разница лишь в том, что одни теории так и умирают вместе с их адептами, а другие – наоборот, позволяют живым общаться с творцами давно ушедших эпох, и вкушать творческое откровение из виртуальной чаши, которая когда-то помещалась в черепе гения.

Истинность той или иной теории никогда не определялась широким признанием, а только одним свойством – способностью развиваться, захватывать смежные области знания, непротиворечиво соединяться с другими истинными теориями, вдохновлять на творчество других. Однако даже люди творческих психотипов не все склонны к теориям. Например, рождённые под знаком Змея, как Булгаков и Пушкин, интуитивно видят ту же самую модель и передают нам в виде поэтических образов и поворотов сюжета.

Собственно, из всех трёх моделей – европейской (юнгианской), майянской, русской вытекает зависимость восприятия знаний от психотипа, личной установки. А из обобщён­ной теории следует, что восприятие зависит ещё и от общей установки эпохи. Так что одним людям для принятия теории требуется авторитетное указание свыше, другим – чувствующим типам также нужна внешняя оценка. Третьи, ведомые духовной ипостасью, руководствуются только опытом – им нужно самим потрогать, пощупать результаты, как апостолу Фоме. И только читатели из творческих психотипов способны интуитивно вос­принять красоту теории как доказательство истинности.

Вот скажем, доктор Юнг известен и авторитетен, прежде всего, тем, что за свою жизнь принял много тысяч пациентов, услышал десятки тысяч рассказов о сновидениях и симптомах, а потому имеет право выдвигать свои сугубо интуитивные теории психотипов, символики и внутренней структуры личности. Однако, есть подозрение, что свою теорию архетипов и структуры бессознательного Юнг получил, как творческое озарение, а в её основе лежали не тысячи анамнезов, а усвоенные в детстве в семье священника образы и теории из Нового Завета, прежде всего, из посланий апостола Павла. Если бы истинную, то есть плодотворную теорию можно было выжать, извлечь из бесконечной вереницы опытов и историй болезни, то зачем было Юнгу строить свою архитектурную «мандалу», да ещё медитировать в ней затворником, удалившись от практики как источника знаний?