Код Маннергейма

— Извини, если разбудил… Еще не ложился? Вот и мы тоже. Хочу тебе сказать, что Стасиса надо выпускать. Монгрел — это совсем другой человек… Да уж знаю — его труп передо мной лежит… Нет, не я — где уж мне с таким справиться. Его загрыз насмерть Арсен… Какие шутки, ты что?.. А этот тоже здесь, точнее, его труп… Да, оба здесь и оба мертвы. Так что отпускай Стасиса и пришли своих ребят — пусть забирают… Нет, не у Владимира Николаевича — на острове Стеклянном. Я тебе потом как-нибудь расскажу. Ну так что со Стасисом?.. Три часа как гуляет? Что ж ты сразу не сказал? Ладно, спокойной ночи, генерал… и спасибо.

— Ну вот, Стасиса твоего отпустили, — сказал он Анне. — Дюня говорит, он на залив собирался. Наверное, уже добрался и перебудил всех с перепугу, тебя не обнаружив.

Подтверждая его слова, зачирикал телефон. Анна ответила и кивнула Николаю — да, Стасис.

— Не беспокойтесь, с нами все в порядке, мы на Стеклянном, уже собираемся и скоро будем. Вы там Профессора выручайте — он в бункере… А, ну молодцы… Нет, передай всем — нам ничего не угрожает, Монгрел погиб, ну тот, за кого тебя принимали. Ну все, потом расскажу — пока, мы скоро, целую. — И она отключилась, — Говорит, Профессор в бункере наконец ощутил действие алкоголя и мужественно пел «Варяга», да так, что перебудил всю округу.

Николай возился с ящиком. Поддев лопатой, отогнул крышку и с трудом отодрал закисший от времени металл.

Внутри, старательно завернутый в истлевшую уже резину, хранился ящик поменьше, из дерева. Шестьдесят лет назад на совесть упакованный, он не намок и не рассохся, даже прозрачный лак не потускнел.

Николай снял инкрустированную красным деревом крышку, и, опустившись на колени, касаясь друг друга головами, они вдвоем внимательно рассматривали содержимое.

Полуверцев осторожно извлек деревянный цилиндр, сработанный, похоже, из палисандра и украшенный искусной вязью незнакомых знаков. Когда цилиндр осветился отблесками костра, как будто сама собой открылась крышка, и в руку ему скользнул свиток пергамента, плотно намотанный на полированный стержень из матового нефрита.

Ничем не сдерживаемая гладко выделанная кожа развернулась, и сперва они увидели ровные строки незнакомых букв, написанных черной тушью, а потом, замерев на несколько секунд, растерянно переглянулись.

Происходило что-то невероятное, то, во что невозможно поверить…

Окружавшая их ночь по-прежнему хранила свою чуткую тишину, нарушаемую лишь изредка негромким плеском волны да лесными шорохами, а из тайных глубин сознания поднимался и заполнял все их существо голос, нараспев произносивший уже знакомые древние строки: