Код Нибелунгов

На волне подобных настроений публике поначалу не понравились оперы Вагнера, посвященные Нибелунгам. Куда больше царившим тогда настроениям соответствовала «Немецкая песня» историка и литератора Феликса Дана (1834–1912). Последние строфы оповещали читателей: «Пусть побеждает враг, но пусть трепещет он, не до триумфа уж ему! Бороться до последнего стяга, изорванного неприятелем, бороться, пока не сломится клинок, бороться, пока последняя капля немецкой крови не пролилась из сердца. И смеяться, как смеялся когда-то Хаген, бросаясь на мечи навстречу смерти».

В период между основанием Второго рейха 1871 года и Второй мировой войной Нибелунги переживут очередной взлет популярности. Появится не менее 21 продолжения «Песни о Нибелунгах» и прочих переработок сюжета. Тон задавался издателем первого популярного перевода «Песни…» литератором Фридрихом-Генрихом фон дер Хагеном (1807):

«Ни одна другая песня не способна так тронуть немецкие сердца, так вдохновить их и укрепить, как эта… открывшая нам лучшие из мужских добродетелей: гостеприимство, щедрость, верность и дружбу до самой смерти, человечность, нежность и великодушие в борьбе, героизм, мужество, нечеловеческую смелость, ум и жертвенность во имя чести, долга и справедливости».

В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, появилась «Немецкая героическая сага» Фридриха Лейена (1912), в предисловии к которой ясно сформулированы национальные идеи: «Если мы хотим найти выход, мы должны попытаться вернуть героические сказания эпохи переселения народов… Их невероятные деяния и судьбы, их бесконечная непримиримая битва дадут германцам новые силы».

Из всех «добродетелей германцев» на первый план выходит жажда боя, воинственность; из «великодушия в борьбе» (по фон дер Хагену) в эру кайзера Вильгельма рождается «непримиримая битва». После Франко-прусской войны 1871 года многие патриоты впадут в самый форменный шовинизм: «Кровь Нибелунгов устремляется вновь по жилам твоим, Божий дух над тобой, о, Родина, и под гром фанфар войны взрастешь ты, изумляя мир, сердце Франции пронзив копьем» (Э. Гейбель, 1871).

Кайзер Вильгельм I именовался «Зигфридом немецкого народа» (И. Роденберг, 1872), а новый германский рейх – «Землей Нибелунгов». «С запада грядет буря, дождь стеной падет… Но чую я, из племени и рода Нибелунгов, вокруг меня нибелунгская земля» (А. Бартельс, 1896).

С аналогичным пафосом написана и работа Фридриха Вольтерса и Карла Петерсена, появившаяся в Бреслау после 1918 года: здесь в предисловии читаем и о «судьбоносном бытии немецкого народа», и о необходимости противопоставить «героический дух» «враждебному миру современности» («Героические сказания германцев», 1921).

Особенно жутковатое впечатление производят рассуждения о «нибелунгской верности». Уже из рассказов римлянина Тацита о германцах мы узнаем о верности этих племен друг другу. Историки литературы XIX века, рассуждая о героических сказаниях германцев, тоже довольно часто упоминали о данном понятии: «Это верность немецкого народа, благодаря песням ставшая незабываемым памятником общегерманских ценностей» (А. Вилмар, 1845).

Что же, пардон, прикажете подразумевать в данной истории под верностью? Предательское приглашение Кримхильды ко двору Этцеля, готовящее смертельную ловушку ее братьям? Или их предательство, завершившееся смертью Зигфрида? Или поведение самой Кримхильды, ссорящейся с Брунгильдой и предающей собственного мужа? Какая-то странная получается эта верность. Мягко говоря, смертоносная.

И надо полагать, рейхсканцлер Бернард фон Бюлов не вполне отдавал себе отчет, когда заявлял в Австрии о «верности Нибелунгов» 29 марта 1909 года: «Мои господа, я где-то прочитал пренебрежительные отзывы о нашей вассальной подчиненности Австро-Венгрии. Нет повода для насмешек! <…> Мы верны друг другу, как Нибелунги».

В то же самое время к рейхсканцлеру присоединится берлинский германист Густав Реете, заявивший о Нибелунгах: «Какое величайшее наследие оставили они нам – верность!» Верность чему имеют в виду немцы на подъеме патриотических настроений?

Миф о Нибелунгах вновь и вновь появлялся в Германии. В последний год Первой мировой войны – 1918-й – в политический жаргон политиков Германии войдет выражение «подлый удар в спину». Так, 2 ноября 1918 года один из политиков, Эрнст Мюллер, скажет своим слушателям в Мюнхене: «До тех пор пока идет война, мы обязаны соблюдать свой проклятый долг перед родиной. Иначе нам будет нестерпимо стыдно собственных детей и внуков, если мы нанесем подлый удар в спину собственной отчизне».

Гинденбург в 1920 году напишет в своих «Мемуарах»: «Как Зигфрид пал от подлого удара Хагена, так пал и наш фронт; напрасно мы пытались испить глоток новой жизни из источника наших национальных сил». Красивая метафора, впечатляет.

Нибелунги по-прежнему питали душу нации. Еще в XIX веке Зигфрид был объявлен национальным героем и символом немецкой мощи и решительности. Его убийство стало метафорой гибели немецкого владычества.