Код Рембрандта

Голос профессора отвлек от мыслей. «Слава богу», – подумал я, ибо они были навеяны тусклым видом за окном.

– Он не входит в DSM, – продолжил врач уже на подходе к столу с кофеваркой и двумя чашками на подносе с ручкой. – Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам, – пояснил он профессиональную аббревиатуру. – Не любитель отвлекать персонал из-за непрофессиональной просьбы, – сказал он, ставя поднос на стол.

– Комплекс бога? – поинтересовался я термином.

– Да, мы его так обзываем, – врач выразил усмешку. – Не является нарциссическим расстройством, с которым его часто путают.

– О-о, вы думаете, я спец в этом. Где-то что-то на слух легло – и все.

Доктор понимающе помолчал в ответ, разливая кофе по чашкам.

– Проявляется у людей, склонных считать свое мнение единственно верным, – стал объяснять симптомы специалист психиатрии. – Кроме того, не замечать своих ошибок или оправдывать их. Вот такой комплекс проблем поведения и переживаний. Как правило, подобные пациенты раздражаются на критику в свой адрес. Еще им присуща завышенная самооценка.

Я молчал. Мне все больше становилась интересна практика человека, к которому меня привело расследование. Он же, уловив молчаливый «сигнал», дополнил:

– Людями с теоманией трудно распознать или принять опыт другого человека.

Я уяснил профессиональную терминологию.

– Как правило, им мало кто интересен, слушать других они не любят, только если для их пользы: они часто поглощены собой. И, как обычно, весь этот комплекс приводит к газлайтингу.

Врач сделал секундную паузу, посмотрел пристально на меня, подал кофе и сказал:

– Это такая грань этого комплекса, при которой клиент отрицает чью-либо реальность. Не всех, конечно.

– Клиент? – скривив губы, сказал я.

– Да тут, с ними… такой профессиональный синдром. Как говорится, с кем поведешься…

– И что было с нашим клиентом? – чуть громче и бодрее спросил я, сигнализируя об интересе сугубо к клиенту по своему делу.

– Вы знаете, он меня сразу удивил. Особых проявлений у него не было, но… – доктор чуть притих, перед этим понизив голос.

– Что? – тоже понизив тон, спросил я почти настороженно.

– У него все крутилось вокруг одной задачи или проблемы. Так и не определил окончательно, чем это для него являлось. Он все время просил объяснить, как отреагирует его сознание, если он вдруг помолодеет.

– Оба-на. В смысле?

– Вот. Постоянно. Я пытаюсь ему намекнуть насчет его комплекса, а он вокруг только этой темы проявляет интерес.

– Платил?

– Я же сказал, провожу частную практику. Хотите меня привлечь за использование казенного помещения?

– Да упаси господи. Это не по нашей части.

Мы улыбнулись.

– Платил… все больше и больше.

– Так что ж он хотел? Вы наверняка ему сразу объяснили все.

– Все, да не все. Он просил обрисовать его новую жизнь. После моего вопроса «что вы хотите изменить?» он весьма меня удивил. Стал ерзать в кресле, озираться, осматривать кабинет, заметив мое любопытство, выраженное отчасти повторением его взгляда. Я стал невольно искать предмет его интереса, потому как он даже под стол заглянул, что было весьма беспардонно. Симптомы проявлялись. Поведение, характерное людям с манией преследования. Мне оставалось только протестировать его на манию величия, – врач опять сделал паузу, – тот не заставил себя ждать, заявил, мол, что может стать управляющим нашего института. На это я слегка улыбнулся, на что получил: «Да что там института, я могу стать…» Он не закончил, стал буравить взглядом бейдж на моем халате. Потом встал и ушел. Вот и все. На мой вопрос «что же вы хотели?» оглянулся, чуть задержался в дверях, поблагодарил и ушел. В общем, симптомы просто перли из него, уж простите за такой жаргон. Искать его я не стал.

– Да уж, не густо. А я тут в ожидании надежной ниточки в созданном им лабиринте…

– Так, может, расскажете об этом лабиринте?

– В процессе расследования консультантам и вообще участникам дела, даже невольным, становится известна какая-то часть информации по делу, несмотря на тайну следствия. Могу рассказать, – добавил я к сказанному задумчиво, что прозвучало несколько фатально. – Только вам придется дать расписку о неразглашении… и вы становитесь фигурантом этого дела.

– Вы меня удивили в очередной раз. Я уже давно фигурант дела, даже не зная о вашем расследовании. Не так ли?

Я посмотрел на собеседника, выражая доброжелательность легкой улыбкой, чуть приподняв плечи и немного разведя руки, при этом раскрыв ладони. Жест и мимика дали понять ясно – без этого никак.

– В материалах зарубежной разведки некий тип, через которого шла передача или утечка, пока мы и сами точно не знаем, информации из вашего режимного предприятия, значится под этими данными.

– Хм. И что же он сообщил? кто его сообщник тут?