– То есть вылетающий из нашего рта воздух создает в пространстве колебания, которые, войдя в наше ухо волнами, ложатся на полотно и далее, проходя через разные ступени преобразования, конвертируются, доходят до слухового центра, уже в мозге замыкают контакты, идентичные структуре того звука, из которого состоит слово.
– Алгоритм определен правильно. Можно даже сказать, они входят в лабораторию и там смешивают соответствующие химические вещества, как бы включают специальную программу, или специальный механизм, который каждый звук ставит в определенный кластер этой мозаики. Если речь идет о законченном разговоре, о рассказе или какой-нибудь истории, романе, то есть когда из смысла слов, например, появляется еще и смысл главы, а из нее – общий смысл книги, то формируется смысловая картина наподобие альбома, содержимое которого объединено общей тематикой. Например, выпускной или свадебный альбом. Но есть и изнанка звукового восприятия. Вот, э-э, – он сжал губы, свел глаза к переносице, – можно, допустим, невидимыми звуками воздействовать на мозг. Это инфразвук и ультразвук. Они точно так же, как и спектр электромагнитного излучения, для нас не видны без приборов. Какую-то часть их мы не слышим, однако мозг и все системы организма их воспринимают. Они могут вызвать в нас и радость, и тревогу, без задействования сознания. Наверное, вы слышали об эффекте двадцать пятого кадра. На самом деле он не такой и эффективный, как его разрекламировали… Можно воздействовать на мозг этими звуками. Неслышимыми звуками. Воздействовать на мозг и формировать в нем мысли.
Доктор сделал короткую затяжку и не стал выпускать дым, отрешенно смотрел перед собой. Потом, направив взгляд на меня, в вопросительной тональности сказал:
– Вас интересует нечто большее, чем внезапная сметь ведущего сотрудника НИИ.
Я не ответил, и он молчал. Когда молчание стало длиться неприлично долго, он сделал предложение:
– Я мог бы помочь, между прочим.
– А у вас есть интерес?
– Сперва нужно знать суть.
– И все же вы не спонтанно пришли к такому выводу.
– И все же вы неспроста пришли именно ко мне.
– Безусловно.
– Так посвятите меня.
– При всем уважении – не стоит со мной так петлять. Вы, надеюсь, поняли, о чем я.
Молчание стало испытывать нас. На этот раз я пошел навстречу взаимопониманию.
– Вы прекрасно знаете о тайных опытах и экспериментах, если не сказать больше, а хочу я знать о практике, которую вел ваш подчиненный.
После секундной паузы я спросил:
– А подчиненный ли?
– Нет, он был высокого статуса, подчинялся напрямую руководству НИИ и шефам из концерна «ЗАСЛОН».
Мы снова в молчании стали ожидать первого шага.
– Я не могу ответить на все вопросы, – начал он. – Поверьте, он был не только гений в своей и смежной специализации, но и по жизни. Всю свою деятельность аккуратно маскировал. Оставался на ночь, а утром все записи не только с камер, но и лог-файлы компьютера подчищены. Именно то, что касалось его деятельности, чтобы жалоб не провоцировать. Расшифровывал коды, располагал к себе охрану, в том числе и кибербезопасности.
– Кибербезопасности?
– Да. Вы наверняка уже нанесли визит.
– Не забывайте про мою миссию, пожалуйста.
– Пожалуйста, давайте не будем строить контакт по висячему мосту.
Я уставился на него.
– Понимаете, висячий мост – это метафора. Он на натянутых тросах.
– А-а, – улыбнулся я и получил взаимный ответ.
– Поверьте, мы сами не знаем, что у нас тут произошло. Режим усилили, все заблокировали, проводится внутреннее расследование… и вы, конечно, с такой высоты и неофициально…
– Ладно. Я расскажу, что стало нашим достоянием, а потом попробуем расшифровать его деятельность у вас.
– Вот это уже мне нравится, деловой разговор.
– Ну, вы неисправимы.
Глава блока клонирования лаборатории на мгновение застыл и, поняв, о чем я, положил ладонь себе на грудь, изображая извинение.
– Так, значит, этот тип, ваш коллега-ученый, мы его назвали Рембрандт, решил делать свои эксперименты тайком?
– Я должен прежде рассказать, как вообще фиксируется изобретение, открытие, в том числе и в сфере медицины. Хотя это было не совсем в сфере медицины. В общем, на это тоже нужны разрешения. Тем более если вы проводите это на людях. А наш уважаемый ученый решил обойти все эти системы, потому что добиться разрешения проводить опыты на людях практически невозможно. Чтобы лекарство использовалось как метод лечения, оно 10 лет должно проходить испытания, в том числе и несколько лет на людях. А что касается проверки на человеке – до этого доходит после 5–7 лет экспериментов на животных. Так вот, он решил провести свои эксперименты в медицинском учреждении при институте нейрологии имени Бурденко. А теперь ваш ход. Расскажите, как вы об этом узнали.
– Даже не мы. Это происшествие стало делом полицейского расследования. А делом полицейского расследования оно стало не потому, что он покусился на святое – решил залезть без спросу в голову людям, дабы тайно прочитать их мысли, нет: он предложил эту технологию иностранной разведке.
Собеседник поднял брови, я подмигнул ему.