Код Рублева

Вероника взяла со стола пульт и включила телевизор. Рассеянно взглянула на экран, хотела отвести взгляд, но вдруг остановилась. Некоторое время она смотрела на экран телевизора, при этом лицо ее делалось все удивленнее и удивленнее. Поняв наконец, в чем дело, Вероника опасливо покосилась на прикрытую дверь кухни, затем поднесла к глазам телефон и, повторяя шепотом цифры, быстро набрала номер, указанный на экране телевизора.

– Алло… – тихо сказала Вероника в трубку. – Я хочу сообщить про двух людей… Про священника и журналистку, которых вы…

Кто-то крепко взял ее за руку и аккуратно вынул из пальцев телефон.

Вероника испуганно обернулась.

– Ларин! Что ты делаешь?

– Спасаю тебя от неприятных последствий.

Ларин выключил телефон. Положил его на стол. Вероника смерила его холодным взглядом.

– Ты знаешь, что эти двое – бандиты? – спросила она.

Ларин усмехнулся, дунул в патрон папиросы и вставил ее в уголок рта.

– Детка, они такие же бандиты, как мы с тобой.

– Но за тебя не обещали вознаграждение, – возразила Вероника.

– Вознаграждение? Зачем тебе вознаграждение? Твой муж богат.

– Он скуп, и ты об этом знаешь.

Ларин покачал головой:

– Он не скуп. Просто ты слишком много тратишь.

– Может быть, и так. Но иначе я не умею. Мне нужны деньги, Ларин.

– Они всем нужны.

Несколько секунд Вероника молча на него смотрела, ожидая, что он еще что-нибудь скажет, затем тряхнула волосами и решительно произнесла:

– Ладно. Я знаю, что делать.

Она взяла со стола телефон и направилась с ним к ванной.

– Если ты вызовешь милицию, я скажу, что ты звонила по моей просьбе, – сказал ей вслед Ларин. – И по просьбе Барышева. Премию придется разделить на три части, а это не ахти какие деньги.

Вероника остановилась в дверях. Медленно повернулась к Ларину.

– Это нечестно, – сказала она подрагивающим от ярости и обиды голосом.

– В этой жизни все нечестно, – ответил Ларин. – Обещаю тебе, я сделаю все, чтобы ты как можно дольше не видела этих денег. Ты знаешь, это в моих силах.

– Но почему?

– Неважно.

Вероника вгляделась в лицо Ларина, и вдруг ее темные, аккуратные бровки взлетели вверх.

– Ты к ней неровно дышишь! – воскликнула она. – Черт, как это я раньше не замечала! А я думала, такие, как ты, неспособны любить. Интересно, а когда ты развлекался со мной, ты меня тоже любил?

– Я не хочу это обсуждать, – сухо ответил Ларин.

Лицо Вероники стало злым и некрасивым.

– Ладно, не напрягайся, – ядовито проговорила она. – Мне только интересно, почему она? Что такого ты в ней нашел, чего нет во мне?

Ларин несколько секунд молчал, потом ответил с неожиданной серьезностью:

– Она хороший человек.

– Вот как? – Казалось, Вероника не верит своим ушам. – Хороший? С каких это пор тебе стали нравиться хорошие люди? Раньше ты их просто презирал.

На переносице Ларина появилась вертикальная складка.

– Я уже сказал, что не хочу это обсуждать, – произнес он.

Белокурый локон упал Веронике на лоб. Она оттопырила нижнюю губку и яростно на него дунула.

– Ты не можешь мне указывать, – сказала она. – Я все равно сделаю как хочу.

Ларин пожал плечами:

– Пожалуйста. Но тогда я кое-что расскажу твоему мужу, и он вышвырнет тебя на улицу, как блудливую кошку.

Лицо Вероника одеревенело. Она прищурила глаза и медленно процедила сквозь зубы:

– Ты этого не сделаешь.

– Сделаю, – спокойно ответил Ларин.

Несколько секунд Вероника размышляла, потом кивнула своим мыслям и произнесла с холодной усмешкой:

– Кажется, я поняла.

– Что ты поняла?

– Ты хочешь сам заграбастать все денежки. Поэтому и запрещаешь мне звонить.

Ларин брезгливо поморщился.

– Мне плевать на деньги.

– Тогда зачем? Неужели все это для того, чтобы затащить эту сучку в постель?

Ларин ничего не ответил.

– Эй! – послышался из гостиной зычный голос Барышева. – Вы где там? Решили уединиться, голубки?

Вероника повернул голову на голос, затем посмотрела на Ларина и сказала с холодной отчетливостью:

– Берегись, Ларин. Я тоже умею быть злой.

– В этом с тобой никто не сравнится. – Ларин швырнул папиросу в раковину и небрежно обнял Веронику за талию. – Пойдем в комнату, детка, нас уже заждались.

* * *

– Ну тебя и развезло, Ларик, – насмешливо сказала Марго спустя полчаса. – Ладно Барышев напился, он хоть художник, а ты-то куда?

– Художник! – криво ухмыльнулся Ларин. – Художник – это человек, который при слове «масло» вспоминает о холсте, а не о бутерброде.

– Однако я тебя не понимаю, Артур, – пьяно заговорил Барышев. – Ты хочешь сказать, что я плохой художник?

– Дерьмо ты, а не художник, – ответил ему Ларин.

Барышев слегка побледнел. Облизнул губы и кивнул:

– Ясно. Значит, я дерьмо. А ты – герой. Послушай, герой, а ты не боишься, что я дам тебе по роже?

– Ты? – Ларин покачал головой. – У тебя кишка тонка. Еще тоньше, чем единственная извилина в твоей корпоративной башке.

Ларин вдруг напрягся и громко рыгнул. Барышев презрительно усмехнулся и изрек, показывая на Ларина вилкой:

– Полюбуйтесь, господа, вот он – человек. Мыслящее существо. «Я мыслю, значит, я существую»!

– Пускай другие мыслят… – проговорил Ларин. – Мне достаточно того, что я существую. И вообще я… никогда… потом… и вообще…