Код Рублева

– Ведь вы на самом деле итальянец?

Артист покачал головой:

– Нет. Но итальянская кровь в моих жилах течет. Равно как и испанская. Моя бабка была дочерью неаполитанского купца и испанской танцовщицы. Дед привез ее в Россию, когда ей не было и семнадцати… Ба, да на вас лица нет! Вас что, мутит?

– Слегка, – тихо ответил Алеша. – У меня перед глазами до сих пор стоит тот матрос.

– Какой матрос? – не понял артист. – А, вы про того большевика. Да, он чуть было вас не сцапал. Не приди я на помощь, худо бы вам пришлось. Испугались?

Алеша хотел объяснить артисту, что лицо матроса стоит у него перед глазами вовсе не из-за испытанного страха, что его более всего поразило, как легко и быстро человек расстается с жизнью. Маленькая точка в центре лба – и человек уже не человек, а груда холодеющего мяса. Одно мгновение – и все мысли, чувства, желания и страсти человека улетучиваются из обмякшего тела. Все это Алеша хотел высказать артисту, но вовремя остановился. Разве такое объяснишь?

– О чем задумались? – поинтересовался артист.

– Так, ни о чем, – вяло ответил Алеша.

– За нами наверняка погоня. Нам надо отойти подальше, а потом избавиться от лошадей. В нескольких верстах отсюда узловая станция. Можно попытаться сесть на поезд до Орла. А если повезет, то и до самой Москвы. Смотрите, что я прихватил у наших друзей.

Артист достал из кармана пальто золотой портсигар с треугольным бриллиантовым вензелем и показал его Алеше.

– Откуда это?

– Со стола моего мучителя, – ответил артист.

– Мучителя? – Алеша поднял на него глаза. – Вас пытали?

– Так, несколько зуботычин да пара ударов сапогом по ребрам, – небрежно ответил артист. Пошевелил плечом и поморщился: – Хотя ребро он мне, похоже, все-таки сломал. В любом случае внакладе я не остался. Этот портсигар доведет нас до самой Москвы.

Они ехали по узкой лесной тропке еще полчаса, после чего артист сказал:

– Здесь можно бросить коней. Дальше пойдем пешком.

* * *

Иногда жизнь преподносит нам страшные сюрпризы. Кровь, пот, выстрелы, боль, кровожадные звери в человечьем обличье – все это можно пережить, имея в душе хотя бы частицу веры в добрую природу человека. Но предательство близкого человека, в которого верил как в самого себя (и даже больше, чем в самого себя), способно поколебать самую стойкую душу и испепелить самые радужные надежды.

И что думать о мире и человеке, если сидишь за грязным столом, покрытым чернильными пятнами, и видишь перед собой улыбающееся лицо дьявола, а по правую руку от него – своего верного товарища, который (как переварить такой парадокс?) не раз спасал тебе жизнь, а теперь стал этому дьяволу помощником?

Бледное лицо артиста выглядело больным. Усы его больше не топорщились в стороны, а вяло обвисли по краям рта, твердый очерк губ размяк и потерял форму.

В душе у Алеши царило смятение. Он посмотрел на дьявола в серой шинели, сидевшего за обшарпанным столом, потом перевел взгляд на артиста, разжал пересохшие губы и тихо произнес:

– Вы меня предали, идальго?

– Можно сказать и так, – услышал он в ответ.

– Зачем вы это сделали?

– Помните, я как-то говорил вам о том, что Бог любит злодеев?

– Да. Но я не совсем понял.

– Кажется, Достоевский где-то написал, что если Бога нет, то можно людей резать. Я хочу к этому прибавить, что если у человека нет настоящей веры, то он не имеет права творить добро. Иначе все это лишь фальшь и обман. Желание избежать проблем. Пустое самолюбование!

Артист мучительно наморщил сухой лоб. (За последние дни он сильно отощал. Щеки метателя ножей прилипли к черепу, из небритой, щетинистой шеи проглоченным угловатым камешком торчал кадык.)

– Большинство людей за всю свою жизнь не делают ни настоящего добра, ни настоящего зла, – продолжил артист. – Так, одни пустяки, облегчающие существование. Там чуток подмазал, там чуток оторвал – вот и вся метафизика их жизни. А я утверждаю, что если человек не способен ни на добро, ни на зло, если он просто живет себе, коптит воздух, то он и не человек вовсе.

– Что же он такое?

– Ни то ни се, ни рыба ни мясо. Одна человеческая оболочка с ветошью внутри.

– И вы не захотели быть ветошью?

– Человек, если он хочет быть человеком, должен на что-нибудь решиться! – возбужденно проговорил артист. – Если не на добро, так на зло. Зло ведь тоже требует храбрости и самоотдачи, оно требует напряжения всех душевных сил, а значит, возвышает человека над самим собой. Зло – только настоящее, осознанное, сопряженное с риском, – выводит человека из безликой, равнодушной, ни на что не способной толпы призраков.

Дьявол в серой шинели повернул костлявую голову и с любопытством посмотрел на артиста. Тот, впрочем, не обращал на него никакого внимания, он смотрел только на Алешу и говорил только для него.

– Сколько слов, и все это лишь для того, чтобы оправдать обыкновенный мерзкий поступок, – презрительно произнес Алеша.

Лицо артиста, и без того бледное, стало белым как полотно.

– Вы не слушали, что я говорю, – сказал он.