Код Рублева

Пирогов вышел наконец из оцепенения и двинулся к лежащему на траве телу.

* * *

– Это было ужасно, – тихо проговорил Миронов. – И эта кровь… Как много в человеке крови…

– Да, немало, – также тихо ответил ему Пирогов. Он покосился на артиста и сказал: – А идальго молодец. Ловко управился.

– Дождался, значит, благодарности-то? – с усмешкой произнес артист. – А то небось в звери меня записали.

– Что вы, идальго, мы же понимаем… – Алеша встретился с ним взглядом и тут же отвел глаза. – Вы себя нормально чувствуете?

– Для того, кто только что убил двоих человек, вполне прилично, – ответил артист. – Почему вы так на меня посмотрели?

– Просто… Вы сделали это так, как будто и раньше… – Алеша запнулся.

– Убивал людей? – договорил за него артист. – Нет. Я никогда прежде не убивал людей. Это в первый раз. Теперь вам спокойней?

Алеша сглотнул слюну и тихо произнес:

– Вы не должны себя ни в чем винить, господин Браккато. Это была вынужденная мера.

– Они бы нас точно жалеть не стали, – неуверенно поддакнул Евгений Александрович.

– Полно вам о них говорить, – поморщился Пирогов. – Умоляю, господа, выберите для разговора другую тему, от этой уже тошно. Вы знаете, когда-то, лет пять назад, будучи в Париже, я влюбился в артистку кабаре. Я увидел ее на сцене и буквально потерял голову. Я послал ей корзину белых роз и… – Пирогов осекся. – Что с вами, господин Берсенев? Вы плачете?

Алеша вытер рукавом глаза.

– Нет, вам показалось.

Далеко впереди послышался топот копыт.

– Черт, – с досадой проговорил Пирогов. – И спрятаться-то некуда. Что будем делать, идальго?

– Остановите лошадь, – сказал артист.

Пирогов натянул вожжи, и лошадка встала.

– Что теперь?

– Полезайте под дерюгу и ведите себя тихо. Так, будто вы покойник. Вы, Миронов, берите в руки вожжи. Алеша – прочь с телеги.

Когда ватага всадников приблизилась, Пирогов смирно лежал под дерюгой, а прочие стояли рядом с телегой, напустив на себя печальный вид. Атаман в сбитой набок черной папахе осадил коня.

– Что везете? – хрипло крикнул атаман.

– Тела убитых солдат, – сказал артист, сняв шляпу и смиренно прижав ее к груди. – Везем на родину хоронить.

– А ну, хлопцы, шапки долой! – скомандовал атаман.

Он сдернул папаху и осенил себя крестом. Остальные всадники последовали его примеру.

– Если хотите, можем вас сопроводить, – предложил атаман.

Артист вздохнул и грустно ответил:

– Да нет, не стоит. Нам тут недалеко.

– Ну как хотите! С богом, хлопцы!

Атаман стегнул коня, и отряд умчался, подняв за собой облако пыли.

Как только стук копыт стих вдали, дерюга зашевелилась, и из-под нее выглянула пухлая физиономия Пирогова.

– Ушли? – настороженно спросил он.

– Да, – ответил Алеша. – Ускакали.

– Фу ты черт. Думал, и впрямь в труп превращусь. Хорошо хоть заглянуть под дерюжку не догадались. Кто это был?

– А черт их знает, – ответил артист, нахлобучивая шляпу на голову. – Какая-то банда. Нынче их много развелось.

Пирогов выбрался из-под дерюги, выбил ладонью из камзола пыль и чихнул.

– Ну спасибо вам, господин итальянец, – сказал он, утирая платком нос. – В мертвецы меня записать – каково, а?

– Между прочим, он спас вам жизнь, – напомнил Алеша.

– Ну да, спас, – нехотя согласился Пирогов. – Впрочем, это они из страха уважают мертвецов. Обидеть мертвеца – плохая примета.

– Почему?

– Да потому что мертвец может отомстить. Придет во время боя и сделает так, что шальная пуля полетит тебе прямиком в лоб.

Алеша нахмурил брови и с сомнением спросил:

– Как же он это сделает?

– А я откуда знаю? – пожал медвежьими плечами Пирогов. – Как-нибудь сделает. Может, дунет на нее.

– На летящую пулю? – продолжал сомневаться Алеша.

Пирогов кивнул:

– Ну да. Мертвецы не подчиняются законам физики. А лихие люди очень суеверны. Каждый день ведь под смертью ходят.

Пирогов быстро перекрестился. Алеша посмотрел на него и вздохнул.

– Вы, Пирогов, неглупый с виду человек, а верите во всякую чушь, – сказал он.

– Может, чушь, может, нет, – ответил Пирогов. – Кто знает? Вот и товарищи бандиты предпочитают подстраховаться. Ох, матушки Пресвятые Угодницы, когда же все это кончится…

И Пирогов снова перекрестился, еще истовее, чем прежде.

* * *

Пегая лошадка постукивала по дороге копытами. Телега, поскрипывая, катилась вперед. Мерное поскрипывание настроило друзей на философский лад, и вот уже десять минут Алеша и артист вели друг с другом задушевный разговор.

– Я избегаю мыслить, – говорил артист. – От чрезмерных размышлений человек тупеет.

– В этом есть рациональное зерно, – соглашался с ним Алеша. – Но это касается только сухого, логического размышления. А если размышление прочувствовано?

– Тем более, – отвечал артист. – Если в сухом размышлении есть хоть какая-то польза, то прочувствованные размышления заводят человека в тупик. Чувствующий человек всегда пессимист, и рано или поздно он натыкается на стену и сознает себя обманутым.