Зажигалка в ее руке становилась все горячее; девушка терпела, твердо решив обыскать маленькую комнату, и начала со стола. Там, небрежно прикрытый книгой, валялся боевой нож, рядом — кипа бумаг… На одной из них было ее имя, Клэр пробежалась глазами по строчкам, закрепляя ножны с найденным оружием на поясе.
"Клэр Рэдфилд, заключенный номер WKD4496, дата перевода, бла-бла-бла… сопровождающий — Родриго Хуан Раваль, командир третьего подразделения безопасности, "Амбрелла Медикал", Париж".
Родриго. Человек, который поймал ее и освободил, теперь умирал у нее на глазах. И она ничем не могла ему помочь. По крайней мере до тех пор, пока не найдет помощи.
"Чего я не могу сделать здесь", — подумала девушка, щелкая крышкой перегревшейся зажигалки: обыск был закончен. Она не обнаружила ничего, что могло бы пригодиться ей в дальнейшем, по большему счету, комната была завалена различным барахлом — заплесневелой формой заключенных да горами бумаг, которыми был завален стол. Она нашла свои митенки — их отобрали при обыске — старые добрые перчатки для езды на мотоцикле, и надела их, радуясь пусть незначительному, но теплу от них. Итак, все, чем она могла защититься, был боевой нож — смертельное оружие в умелых руках… коими ее не являлись.
"Дареному коню в зубы не смотрят, нечего жаловаться. Еще пять минут назад ты была заперта и безоружна, а теперь у тебя есть шанс, по крайней мере. Радуйся тому, что Родриго спустился сюда не для того, чтобы прекратить твое жалкое существование".
Все же, с ножом она была на "вы". После секундного замешательства, Клэр обыскала Родриго, но при нем тоже не оказалось оружия. Она нашла связку ключей, но не стала брать их, не желая привлекать ненужного внимания их звоном в самый неподходящий момент. Она всегда может вернуться, если они ей понадобятся.
"Что ж, самое время проверить, что творится в этой лавочке".
— Давай, — мягко сказала девушка, подбадривая саму себя, понимая, что определенно боится того, что может обнаружить там, снаружи… и что особого выбора у нее нет. Она была на острове, значит — во власти "Амбреллы", и не могла планировать побег, не зная того, с чем имеет дело. Крепко сжав нож в руке, Клэр вышла из подвала, гадая, наступит ли когда-нибудь конец безумию "Амбреллы"?
В полном одиночестве Альфред Эшфорд сидел на ступенях широкой чистой лестницы своего дома, наполовину ослепленный яростью. Разрушительный дождь наконец перестал литься с небес на землю, но его дом задело, их дом. Он был выстроен специально для прабабушки его деда — блистательной и прекрасной Вероники, упокой Господь ее душу, в удаленном от всего мира оазисе, который она назвала Рокфорт и где создала волшебный мир, в котором пребывала сама, а позже — поколения ее потомков… а сейчас, группа каких-то отвратительных фанатиков в мгновение ока дерзнула попытаться уничтожить его. Большая часть строений второго этажа была разрушена и исковеркана, искореженные двери намертво застряли в косяках, уцелели только их личные комнаты.
"Невежественные, бескультурные негодяи. Они даже не осознают меру своего незнания".
Алексия рыдала наверху, безгранично скорбя о потере всей своей ранимой душой. Одна только мысль о том, что его сестра незаслуженно страдает, разжигала в нем пламя ярости; но на острове не осталось ни одного человека, на которого он мог бы обрушить свой гнев — весь командный состав и руководители исследований были мертвы, как и его собственный личный штат работников.
За всем, что произошло, он следил с безопасного расстояния: из аппаратной — тайной комнаты особняка — на каждом крошечном экране разворачивалась своя история жестокого страдания и жалкой некомпетентности. Почти все погибли, остальные бежали, будто перепуганные кролики; большая часть самолетов на острове были потеряны. В главном крыле особняка выжила только его личный повар, но она так кричала, что он был вынужден пристрелить ее.
"Тем не менее, мы все еще здесь, вдали от грязных лап этого мира. Эшфорды выживут и будут процветать, танцуя на могилах наших противников, мы будем пить шампанское из черепов их детей".
Он представил, как танцует с Алексией, крепко сжимая ее в своих объятиях, вальсируя под сладостную музыку воплей их замученных врагов… Это было бы счастьем: смотреть в глаза своего близнеца, разделяя понимание собственного превосходства над обычными людьми, над глупостью тех, кто стремился уничтожить их.