Код зверя

Ледяной осенний дождь. Тяжелые свинцовые тучи разродились нескончаемым потоком жгучих капель. Они стремительно несутся к земле, с беззвучными криками разбиваясь о серый асфальт. Тонкая, хрупкая фигурка вдали едва угадывается в осколках их скоротечного существования. Разрывая сопротивляющийся вязкий воздух, Макс делает шаг, и она становится чуть ближе…

Девочка. Маленькая, совсем ребенок. Насквозь промокшая белая ткань легкого платьица обхватила ножки. Длинные русые волосы, будто нераскрывшиеся крылья, обняли плечи. Она смотрит в пульсирующее небо и ловит открытым в крике ртом капли. Вода струйками течет по бледным щекам, смешиваясь с алыми слезами.

Он тянет к ней руки…

Макс моргнул, приходя в себя. Тяжелая, жгучая боль все еще сжимала грудную клетку. Боль и острое осознание — это был ее мир. Место, в котором она заперла свой разум.

Поддавшись мимолетному порыву, Макс протянул руки и обнял тонкие плечи охотницы.

— Я сделаю все, чтобы эта девочка больше не плакала… — едва слышно выдохнул парень, зарываясь носом в ее волосы.

«Странно, она так приятно пахнет. Так успокаивающе, — пронеслись в его голове мысли. — Знакомый, чуть терпкий запах… Что-то травяное, этим еще раньше валики набивали, чтоб спалось лучше. Как же это растение называлось? Лара… Лама… Лаванда! Точно, ее волосы пахнут лавандой».

* * *

— Не видно. Ни черта, чтоб его, не видно! — Лис, скрипя зубами, вглядывался в кроны деревьев.

Быстро осмотрев лагерь, парень задержал взгляд на траве рядом с кунгом, где мгновение назад мелькнуло что-то темное. Будто из-под днища машины выскочила бесплотная тень. Но минуты шли, а ничего не происходило. Решив, что ему просто почудилось с недосыпа, Лис, наплевав на приказ, спустился из башенки и тихим шагом прокрался мимо спящих вокруг потухшего костра мужчин. Капитан, в очередной раз наказав его неизвестно за что, назначил в караул в самое неудобное время, перед рассветом, когда спать хочется особенно сильно. Ермолову, видите ли, не понравилось, как он разговаривал с девкой. Самой же охотнице за всю грубость и размахивание клинками и слова не сказал!

И вот теперь эта стерва на пару с питерцем куда-то втихую намылилась. Хотя куда они пошли, и дураку понятно, — местечко поукромней найти. Это с ним Вика холоднее льда, а к Максу так и ластится.

Продолжая бормотать, Лис пробрался сквозь деревья и замер на границе с поляной, спрятанный тенью раскидистого куста.

— Ну, что у нас тут?

Парочка сидела в траве рядом с цветами и тихо разговаривала. От сопливости сцены парень вновь заскрипел зубами.

— Макс, да ты сам как баба. Давно бы уже завалил ее. Тупо силой, раз на уговоры не ведется. Романтик, птер тебя задери.

Лиса бесила вся ситуация в целом и каждый ее аспект в отдельности. Но больше всего раздражало, что не он на месте питерца. Какого черта? Этот блондинчик меньше недели, как свои хоромы покинул. Судя по смазливой роже и статусу «сталкера», девки к нему так и липли. А они тут уже больше месяца бабу даже не нюхали. Эта охотница вместо того, чтобы изображать из себя воительницу, лучше бы женские обязанности выполняла, — и то толку больше было бы.

* * *

Макс почувствовал, как ее горячая спина постепенно начала холодеть, возвращаясь к человеческой температуре. Русый цвет, словно вода, растекался по ее волосам, начиная от корней. Только прядки у лица остались седыми.

— Отпусти меня.

Холодный, с металлическими нотками голос. Холодный, но живой. Спроси его кто, парень не смог бы объяснить разницу. Просто сейчас с ним вновь разговаривал человек, а не то, чем девушка была всего мгновение назад.

С легким сожалением Макс разжал руки. Отстранившись, Вика выпрямилась, будто в ее позвоночник вставили сломавшийся ранее стержень. Развернувшись на каблуках, охотница чуть повернула голову.

— Эту жалость можешь затолкать себе в зад, — жестоко выплюнула Вика, заставив парня дернуться, как от пощечины, и, не оборачиваясь, пошла в сторону лагеря.

— Жалость… — он перекатил слово на языке, пробуя на вкус, и криво усмехнулся.

Жалость… Кислое слово, вяжущее, отдающее горечью безысходности. Слово со вкусом цитруса… Грейпфрутов, которыми когда-то давно, в том другом мире, мама пичкала его под предлогом полезности. Жалость.