Кодекс

В свете угасающего дня Том посмотрел на Филиппа. Брат был в отчаянном положении. У него поднялась температура и начался бред. На месте щек образовались глубокие впадины, под глазами висели тяжелые мешки, руки стали похожи на палки, а локти, наоборот, распухли. Воспаленные раны, которые они так усердно лечили, снова загноились, и в них опять завелись личинки. У Тома разрывалось сердце. Он видел, что брат умирает, и чувствовал, что ни одному из них не суждено выбраться живым из этого места.

Всех сковала немилосердная голодная апатия. Том, не в силах заснуть, всю ночь пролежал с открытыми глазами. К утру дождь перестал, и над верхушками деревьев засияло солнце. Впервые за много недель путники увидели над головами голубое небо без единого облачка. Сквозь просвет в листве струились потоки света, и в ярких столпах кружили вихри сверкающих насекомых. От гигантского ствола поднимался пар.

По иронии судьбы сквозь брешь в деревьях открывался превосходный вид на Серро-Асуль. Целую неделю они из последних сил двигались в противоположном направлении, а гора стала будто еще ближе: голубые, как граненые сапфиры, пики пронзали в вьгчине обрывки облаков. Том больше не испытывал желания есть. «Вот что делает с человеком голод», — подумал он.

Он почувствовал ладонь на своем плече. Это была Сэлли.

— Иди сюда, — мрачно проговорила она. Том испугался.

— Филипп?

— Нет, дон Альфонсо.

Том поднялся и поплелся за Сэлли вдоль ствола туда, где в гамаке, прямо на сырой земле, лежал индеец. Он свернулся на боку и смотрел на Серро-Асуль. Том опустился на колени и взял его за руку. У дона Альфонсо был жар.

— Извини, Томасино, я никчемный старик. Настолько бесполезный, что умираю.

— Не говорите так. — Том пощупал его лоб и ужаснулся, таким он был горячим.

— Смерть приходит и зовет за собой. И ни один человек не в силах ответить: «Зайди на следующей неделе. Сейчас я занят».

— Вы снова видели во сне святого Петра? — спросила Сэлли.

— Человеку нет необходимости видеть во сне святого Петра, чтобы понять, что наступил конец.

Сэлли покосилась на Тома.

— Можешь предположить, что с ним такое?

— Без анализов и микроскопа…

Превозмогая приступ слабости, Том поднялся. Ну вот и конец, подумал он и даже немного разозлился. Как несправедливо. Но заставил себя отбросить ненужные мысли и проверил, как дела у Филиппа. Брат спал, и у него, как и у дона Альфонсо, сильно поднялась температура. Том даже начал сомневаться, проснется ли он вообще. Вернон, несмотря на слабые протесты индейца, разжег костер, и Сэлли заварила целебный чай. Том заметил, что лицо дона Альфонсо словно провалилось внутрь, кожа лишилась всяких красок и приобрела восковую бледность. Дыхание сделалось тяжелым, но он все еще находился в сознании.

— Я выпью твой чай, целительница. Но даже твое лекарство меня не спасет.

Сэлли встала перед ним на колени:

— Дон Альфонсо, вы уговариваете себя умереть. Уговорите себя выжить.

Он взял ее за руку:

— Нет, целительница, мое время пришло.

— Вам не дано это знать.

— Моя смерть была предсказана.

— Не желаю слушать никаких глупостей. Человеку не дано знать будущее.

— Когда я был маленьким, на меня напала лихорадка, и мать отнесла меня к bruja, то есть к ведьме. Ведьма сказала, что мне не время умирать, что я умру вдали от дома, среди чужих, глядя на голубые горы. — Старик поднял глаза на Серро-Асуль в просвете верхушек деревьев.

— Речь могла идти о любых горах.

— Нет, целительница, она говорила об этих горах. Голубых, словно океан.

Сэлли смахнула с глаз слезы.

— Дон Альфонсо, перестаньте городить чушь. Индеец улыбнулся:

— Как приятно, если рядом со смертным ложем старика плачет красивая девушка.

— Вы не на смертном ложе, и я вовсе не плачу.

— Не тревожься, целительница, моя смерть для меня не новость. Отправляясь в это путешествие, я знал, что не вернусь. В Пито-Соло я был никому не нужным старикашкой. Я не хотел умирать в своей хижине дряхлым и выжившим из ума. Я, дон Альфонсо Босвас, хотел умереть как мужчина. — Он вздохнул и поежился. — Вот только мне не приходило в голову, что я умру под гнилым бревном в вонючей грязи и брошу вас на произвол судьбы.

— Вот и не умирайте, дон Альфонсо, мы вас любим. Черт с ней, с той ведьмой.

Индеец взял Сэлли за руку и улыбнулся:

— Целительница, ведьма ошиблась только в одном. Она сказала, что я умру среди чужих. Это неправда. Я умираю среди друзей.

Он закрыл глаза, что-то пробормотал и затих.

45

Сэлли плакала. Том встал и отвернулся, чувствуя, как растет его безрассудный гнев. Потом отошел, немного углубился в лес и там, на тихой поляне, сел на бревно и сжимал и разжимал кулаки. Старик не имел права их оставлять. Пошел на поводу у своих предрассудков. Уговорил себя умереть только потому, что увидел голубые горы.

Том вспомнил, как впервые увидел дона Альфонсо, когда тот сидел в своей хижине на маленьком стуле, размахивал мачете и шутил. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.