Кодекс 632

Наконец они достигли дна колодца Инициации. На влажном каменном полу был выложен круг из белого, красного и желтого мрамора. Центр круга украшала восьмиконечная звезда, в которую был вписан восьмиконечный крест. То был символ тамплиеров, напоминавший о восьмигранной форме всех христианских храмов Запада. На острие одного из лучей звезды зияло темное отверстие.

— Роза ветров, — пояснил Томаш. — Указывает на восток. На востоке восходит солнце, на востоке располагаются алтари церквей. У пророка Иезикииля сказано: «Благодать Господня исходит с востока». Идем дальше.

Норонья решительно шагнул под своды вырубленного в стене грота, и Молиарти после недолгого колебания последовал за ним. Путники двигались по мрачному туннелю осторожно, почти на ощупь, касаясь руками стен. Ряд тусклых желтых фонарей, закрепленных прямо в полу, слабо освещал путь. Томаш и Молиарти шагали по длинному гранитному коридору твердо и уверенно. Справа открылся вход в новую пещеру. Заглянув туда, Томаш решил проигнорировать запасной путь и продолжал идти прямо, рассчитывая, что главная дорога быстрее выведет их на свет. Впереди сверкала гладь подземного озера, в которое с ласковым журчанием сбегал ручей. Миновав озеро, Молиарти и Томаш оказались на развилке.

— Влево или вправо? — спросил Норонья, мысленно прикидывая расстояние.

— Влево, — наугад сказал Молиарти.

— Вправо, — возразил португалец. — В конце этого туннеля, Нельсон, воссоздан эпизод из «Энеиды» Вергилия. Спустившись в преисподнюю в поисках отца, Эней оказался перед точно такой же развилкой. Слева полыхал вечный огонь, в котором плавились души грешников. Эней повернул направо, переправился через Лету и достиг Елисейских полей, в которых обретался дух его отца. Пойдем направо и мы.

С каждым шагом туннель становился все ниже, уже и темнее. Казалось, стены и потолок надвигаются на путников, грозя стереть в порошок. Но когда они уже начали сомневаться в правильности избранного пути, сверху на них хлынул поток нестерпимо яркого света. Молиарти и португалец поспешили на свет и через несколько мгновений оказались в царстве зелени, наполненном многоголосым птичьим пением.

— Что за странное место, — проговорил Молиарти, с трудом возвращаясь к реальности. — Величественное.

— Видите ли, Нельсон, это ведь не совсем парк, это текст.

— Текст? Как парк может быть текстом?

Не говоря в ответ ни слова, португалец жестом показал, что им следует идти дальше. Проходя мимо портала Хранителей, Томаш показал своему спутнику узкую зубчатую башенку в средневековом стиле.

— Когда в Европе орудовала инквизиция и церковь безжалостно искореняла инакомыслие, многие идеи и способы их выражения оказались под запретом. Художники и мыслители томились в тисках мракобесия, лишенные возможности донести до мира свои мысли и чаяния. Тогда-то и появились послания в камне, подобные Кинте. Книгу можно сжечь, картину изрезать, но уничтожить дворец и парк не так-то легко. Кинта — эзотерический лабиринт, в коридорах которого нас поджидают то загадочный Франческо Колонна, то морские тайны Португалии, то герои античных мифов. Гуляя по парку, мы движемся от «Энеиды» к «Божественной комедии», от «Лузиад» к рыцарям Воинства Христова.

Дойдя до башни, путники свернули на прямую и широкую тропу, ведущую мимо грота Леды к часовне. Теперь они шли молча, слушая тишину и с наслаждением вдыхая лесной воздух.

— Что теперь? — спросил Молиарти.

— Зайдем в часовню.

— Я не об этом. Что вы собираетесь делать с нашим расследованием?

— А, — кивнул Томаш. — Я собираюсь еще раз внимательно изучить отрывок из Умберто Эко и отыскать ключ к загадке профессора Тошкану.

Томаш остановился под раскидистым деревом в двух шагах от часовни, открыл портфель и вытащил аккуратно сложенный лист бумаги.

— Вот еще одна тайна Колумба, — проговорил он, протягивая листок Молиарти. — Копия письма из архива Верагуа.

Американец неуверенно взял письмо и повертел его в руках.

— О чем это? Я ничего не понял.

— Я переведу, — предложил Томаш. — Это письмо нашли в бумагах адмирала после его смерти. Автор его не кто иной, как Жуан II Совершенный, король Португалии, заключивший Тордесильясский договор, тот самый, что однажды рассудил, что добраться до Индии, обогнув Африку, будет проще…

— Я знаю, кто такой Жуан II, — нетерпеливо перебил Молиарти. — Он самолично написал Колумбу?