Кодекс 632

— Сохранилось письмо португальского лазутчика Эстевана Фруа, схваченного испанцами на территории Венесуэлы. В письме от 1514 года, адресованном королю Мануэлу, есть и такие строки: «В землях вашего величества, открытых Жуаном Коэльо двадцать лет назад». — Томаш подсчитал в уме. — Тысяча пятьсот четырнадцать минус двадцать получается… Три, девять, один, четыре… получается 1493-й. — Норонья улыбнулся американцу. — Как видите, снова до 1500-го.

— Письма сохранились?

— Разумеется.

— А вы уверены, что эти ваши источники заслуживают доверия? Какой-то непонятный француз, португальский лазутчик… В конце концов…

— Существуют свидетельства по крайней мере четырех великих мореплавателей о том, что Бразилию открыл не Кабрал. Испанец Алонсо де Охеду, который вместе с Америго Веспуччи достиг берегов Южной Америки в июне 1499-го, где-то в районе Гайаны. Чуть позже, в январе 1500-го, другой испанец Висенте Пинсон добрался до Бразилии, на три месяца раньше Кабрала. А еще Дуарте Пачеко Перейра, один из величайших мореходов эпохи Открытий, имя которого, увы, широкой публике неизвестно.

— Тот самый Пачеко Перейра, о котором Тошкану писал диссертацию.

— Перейра был не только моряком и воином, но и крупным ученым, он почти точно определил диаметр Земли, не располагая современными приборами, усовершенствовал часовой механизм. И написал одно из самых загадочных сочинений того времени: «Сердцевину мира». — Томаш вновь обратился к своим записям. — Пачеко закончил свой труд как раз тогда, когда король Мануэл «повелел отыскать большую землю на Западе», или, как он сам пишет: «В год от Рождества Христова тысяча четыреста девяносто восьмой подданные короля достигли большой суши, окруженной бесчисленными островами». — Томаш отложил блокнот и посмотрел на Молиарти. — Получается, что в 1498 году португальский мореход открыл некую землю к западу от Европы.

Молиарти откусил внушительный кусок бриоши и запил шампанским.

— И кто же четвертый великий мореплаватель?

— Колумб.

Молиарти перестал жевать.

— Колумб? Какой Колумб?

— Как какой?

— Христофор Колумб?

— Он самый.

— А он здесь каким боком?

— На обратном пути после своего первого судьбоносного путешествия Колумб, только что открывший Америку, провел несколько дней в Лиссабоне и получил аудиенцию у короля Жуана II. Во время беседы король мельком упомянул, что к югу от того места, где побывал Колумб, лежит другая обширная земля. Достаточно взглянуть на карту, и мы увидим, что к югу от Карибских островов расположена Южная Америка. Аудиенция состоялась в 1493 году.

— Где же об этом говорится?

— Об аудиенции у короля пишет испанский историк, который хорошо знал Колумба. — Томаш страницу за страницей просматривал свои заметки. — Бартоломео де лас Касас. Вот что говорится в его сочинении о третьей экспедиции Колумба: «Адмирал устремился дальше на юг, ибо ему не давали покоя слова короля дона Жуана о великой земле, лежащей в тех широтах».

Молиарти покончил с едой и небрежно откинулся на спинку стула, смакуя шампанское. Тяжелые ветки смоковниц заглядывали в окна, опуская на пустынный зал прохладную, умиротворяющую тень.

— Как хотите, Том, но одну вещь я совершенно не могу понять, — заявил американец. — Если португальцы и вправду открыли Южную Америку, почему они так долго об этом молчали? И почему нарушили молчание именно в 1505 году?

— Перестраховка, — ответил Томаш. — Политика умолчания помогала королевству выживать и даже вести собственную игру. Наши предки знали о мире куда больше, чем могли вообразить их современники и будущие поколения. Но власти слишком хорошо понимали, как опасно такое знание. Португальцы видели, как алчны их соседи. Прознай остальные европейцы о южных землях раньше времени, корона ни за что не удержала бы своих владений. Пока сохранялась тайна, у нас были развязаны руки, и мы могли спокойно исследовать обретенные территории, не опасаясь конкуренции.

— Это понятно, Том, — перебил Молиарти. — Но если политика умолчания приносила такие обильные плоды, зачем португальцам понадобилось громогласно сообщать об открытии в 1500-м?

— Полагаю, тут не обошлось без испанцев. Политика умолчания была эффективной, пока о новых территориях больше никто не знал. Но после того, как Охеда в 1499-м и Пинсон в январе 1500-го сунули нос в Южную Америку, она сделалась бессмысленной. Пришло время заявить о своих правах на Бразилию.

— Ну конечно, это так понятно.

— Между прочим, мы забыли о последнем доказательстве, самом важном и неопровержимом, о Тордесильясском трактате, в котором Испания и Португалия поделили мир между собой.

— Да мы о нем никогда не забывали, — возразил американец. — Этот документ можно считать точкой отсчета глобализации.

— Пожалуй, — усмехнулся Томаш. Американцы обладали несносной манерой рассуждать о великих исторических событиях, как о сюжетах из вчерашних теленовостей. — По этому договору, освященному Ватиканом, половина Старого и Нового Света отходила португальцам, а вторая половина — испанцам.

— Какова самонадеянность!