Кодекс Агента. Том 2 (СИ)

Освещение модуля начинает мерцать, а на табло загораются цифры обратного отсчета. Я смотрю не на экран с меняющимися цифрами, а в темно-зеленые радужки Алексея. Они напоминают тусклые изумруды и не выражают ничего, кроме спокойствия и отрешенности.

Цесаревич срывается в атаку в момент удара виртуального гонга, сигнализирующего о начале боя. Его меч и щит начинают светиться — их окутывает зеленое поле. Периферийным зрением отмечаю, что вокруг моей амуниции тоже появляется дымчатый ореол.

Алексей занимает центр дуэльного круга и начинает свой завораживающий танец. Светящийся клинок со свистом рассекает воздух, смертоносный металл мелькает у меня перед глазами, и я едва успеваю уклоняться от молниеносных выпадов.

Цесаревич ведет разведку боем и выискивает мои слабые места. Он использует древнюю и проверенную технику: несколько секунд наступления, затем резкое отступление. Мгновенная оценка ситуации после каждого такта, и снова атака. Музыкальный размер четыре четверти с акцентом на второй и четвертой доле.

Боевой модуль дополненной реальности погрузился в безмолвие, нарушаемое лишь резким свистом клинков, звоном ударов стали о сталь и жужжанием электромагнитных полей: щиты вспыхивают белым, когда на них обрушиваются сокрушительные удары клинков. Наверное, так должна звучать симфония смерти под аккомпанемент нашего шумного дыхания.

Цесаревич в отличной форме. Его ноги быстро скользят по мягкому покрытию, шаги подчинены четкому ритму, гуттаперчевое тело послушно изгибается, подчиняясь безошибочным командам мозга.

Дыхание Алексея ровное и спокойное. Оно не сбивается, когда парень раз за разом делает выпад и обрушивает на меня очередной град ударов. Молниеносные движения, совершенная техника, отточенная с помощью лучших мастеров Великого Рода Романовых: Цесаревич — великолепный боец!

Вполне понятно, почему в компании наследников он с детства считается непобедимым противником, и ему не смеет перечить даже Андрей Трубецкой, слывущий заправским бойцом. Друзья Цесаревича и будущие соправители Империи по совместительству наверняка владеют техникой боя на мечах не хуже, а вот двигается он куда быстрее. Быстрее многих, но не быстрее меня. Вот только преждевременно демонстрировать свое превосходство я не намерен.

Первый серьезный удар Алексея я пропускаю. Пропускаю сознательно, чтобы заставить его приблизиться и открыться, но он поступает иначе. Нейтрализует мой клинок щитовой атакой, резко пригибается, и правый бок взрывается болью. На пол летят капли крови, а Цесаревич уклоняется от моей контратаки и отскакивает назад, словно прыгучий мяч.

— А ты умеешь драться, — одобрительно произносит он и салютует окровавленным мечом. — Элементарной технике тебя обучили, но сложные комбинации стоит подтянуть!

Алексей делает обманное движение, будто собираясь отступить, и бросается вперед. Совершает ложный выпад щитом, блокируя мой меч, а затем обрушивает на меня множество быстрых колющих ударов. Один из них достигает цели и пронзает мое левое плечо.

Далее одна за другой следуют еще две молниеносные атаки. Я ухожу в глубокую оборону, и от последнего выпада уклоняюсь с видимым трудом, падая на колено и отклоняясь назад всем корпусом. Порез на левом предплечье я замечаю запоздало, лишь ощутив текущую по коже теплую кровь.

Цесаревич останавливается, чтобы передохнуть, и я набрасываюсь на него, словно изголодавшийся хищник. Бью его краем щита в живот и обрушиваю атаку за атакой. Мои стремительные выпады не подчиняются строгому ритму и не обыгрывают классические смертоносные комбинации.

Рваные и хаотичные последовательности ударов разрушают тщательно продуманную оборону Цесаревича, и в его глазах проявляется удивление. Защищается он безупречно, и если бы я дрался в классической манере, которой учат всех одаренных аристо, уже валялся бы на полу и истекал кровью.

На теле Цесаревича появляются четыре пореза, а в глазах — ярость. Меня тоже захватывает горячка боя, и я вращаюсь на месте, подпрыгиваю и наношу многочисленные удары, обрушиваясь на Алексея, будто ощетинившийся светящимися клинками смерч.

Когда противник контратакует, я уклоняюсь и терпеливо жду его фатальной ошибки. Количество порезов на наших телах множится, кровь смешивается с потом, и кожа покрывается блестящими алыми потеками.

Градус агрессии растет, в моем сознании возникают внедренные Приютом истины, самая некровожадная из которых гласит: «Хороший аристо — мертвый аристо!». Цесаревич сдаваться не собирается, но в отличие от меня, им движет не привитая с детства классовая ненависть, а спортивный азарт и подсознательное неприятие проигрыша выходцу из низов.

Клинки сверкают в наших руках, очерчивают неправильные петли и окружности, и со звоном вонзаются в щиты. Через несколько минут каждый из нас едва стоит на ногах, но бой продолжается.

Мы движемся по кругу, словно дикие звери в клетке. Для полноты картины только рычания и злобных оскалов не хватает. Мы продолжаем танец светящихся клинков, уворачиваясь от взаимных атак и контратак, нанося ответные выпады и получая новые раны.