Из головы не выходят слова Бестужева о талантливо разыгрываемом спектакле, в котором я действую в соответствии с тщательно проработанным сценарием. Версию можно взять за основу, но проблема в том, что мне не знаком ни сценарий, ни роль, которую я играю.
Сознание фиксирует указатель, информирующий, что до Царского Села осталось пять километров, и я возвращаюсь в действительность. Сбрасываю скорость, чтобы не превратиться в кровавую полосу на асфальте и усилием воли останавливаю череду бесплодных размышлений.
Впереди происходит что-то странное, я отчетливо понимаю это еще в нескольких километрах от цели. Летнюю императорскую резиденцию накрыл невидимый глазу бездаря темный купол, и я скорее чувствую его, ощущаю всем нутром, нежели ясно наблюдаю перед собой.
Я выжимаю из байка каждую лошадиную силу и несусь к темной неосязаемой громаде, словно дневная бабочка в ночь. По мере приближения к куполу его мощь ощущается все сильнее, кажется, что она окутала меня невидимыми нитями и тащит к себе, как безвольную марионетку.
В Пушкин я въезжаю, не глядя на светофоры и наплевав на правила дорожного движения. Город погружен в тишину, будто в прозрачную вату. На улицах царит полное безмолвие — даже птицы не поют. Сквозь затемненный купол вдали проступает зелень деревьев и размытые контуры зданий. Над головой серыми стаями плывут тяжелые облака и закрывают свет летнего солнца.
Этот мистический пейзаж вызывает во мне животный страх, но вместе с ним я чувствую странное влечение, магическая аномалия тянет меня к себе словно магнит. Страх нарастает, но я не могу оторвать взгляд от сумрачной полусферы, искажающей реальность.
По мере приближения к куполу его магическое воздействие усиливается, а вместе с ним нарастает безотчетная паника. Подавленный страх и любопытство сражаются в глубинах моего подсознания, и, в конце концов, любопытство побеждает.
Внутренний голос вопит о смертельной опасности и призывает бежать подальше от этого места, но я не могу отступить. Мою душу тянет к темной полусфере, несмотря на предостережения разума. Волнующий вызов слишком силен, чтобы я мог устоять.
Я понимаю, что на счету каждая секунда, но аккуратно возвращаю Урал на стоянку и, путая следы, бегу к зданию Тайного Сыска через соседние дворы. Врываюсь внутрь заброшенного склада, закрываю двери на массивный засов и несусь в подвал, словно на пожар.
Полуосвещенный зев подземного хода похож на пасть исполинского существа, из него веет опасностью, и меня буквально трясет от хлынувшего в кровь адреналина. Я бегу по тоннелю, и удары подошв о пол отдаются многократным эхом, создавая впечатление, что за мной гонится молчаливая толпа.
Я поднимаюсь в подвал Александровского Дворца и бегу вверх по узким ступеням. Миновав несколько пролетов, оказываюсь на парадной лестнице, а затем несусь к Залу Приемов. Мгновения чудовищного напряжения и трепетного ожидания сменяют друг друга, пока я не останавливаюсь на верхней площадке.
Еще вчера здесь звучала музыка и наш пьяный смех, а теперь царит тишина. Высокие двери широко распахнуты, будто в ожидании меня. На мгновение я замираю перед проемом, а затем решительно бросаюсь внутрь. Бросаюсь словно в бездонный омут, вопреки обещаниям, данным Князю Шувалову, вопреки собственной интуиции и вопреки здравому смыслу.
Зал, который в полдень всегда озарен яркими лучами солнца, сейчас погружен в полумрак. Огромные стрельчатые окна разбиты, на потрескавшихся мраморных полах лежат осколки стекла и крошево из позолоченной лепнины, картины и старинные гобелены на стенах покосились, а тяжелые бронзовые люстры раскачиваются, словно маятники, звеня хрустальными подвесками.
В центре зала стоит одинокая фигура, воздевшая руки к потолку. Это Цесаревич. Его окружает множество тел, лежащих на полу, среди которых я узнаю своих новых друзей аристократов. На миг сознания пронзает страшная мысль, что все они мертвы, но шестое чувство, интуиция или мой дар подсказывают, что я ошибаюсь.
Сквозь пустые провалы окон я вижу пульсирующую темную полусферу, которая исполинским куполом накрыла дворец. Теперь я смотрю на нее изнутри, а не снаружи, и меня охватывает первобытный ужас — необъяснимый, неотвратимый и разрушающий. Сквозь серое марево просматриваются силуэты Темных. На таком расстоянии они напоминают едва видимые штрихи, но я чувствую их.
От пальцев Алексея к черной громаде тянутся пульсирующие зеленые нити. Подобно кровеносным сосудам невидимого существа, эти мерцающие потоки энергии ветвятся и распространяются по помещению. Они пронизывают стены и потолок и теряются в липком сумраке темного купола.
Цесаревич оборачивается, и его взгляд встречается с моим. В ярко светящихся зеленых глазах я вижу что-то нечеловеческое, будто он не живое существо, а бездушный придаток Силы, которая пронизывает каждый кубический миллиметр пространства.
— Помоги! — одними губами беззвучно произносит Алексей, и меня бросает в холодный пот.