Кодекс Алеппо

Во время Второй мировой войны граждане Сирии единодушно поддержали Гитлера, и лидер палестинских арабов прожил известную часть этого периода в Берлине, занимаясь нацистской пропагандой и участвуя в создании подразделений СС. «Протоколы сионских мудрецов» (фальшивка, сфабрикованная в царской России, которая якобы разоблачала заговор евреев с целью установить мировое господство) были переведены на арабский и широко распространялись повсюду. В 1941 году в Багдаде, треть населения которого составляли евреи, арабы убили 180 евреев в их собственных домах и лавках. Четырьмя годами позже разъяренные толпы в Ливии убили еще 130 евреев, а в промежутке было еще множество погромов, не получивших широкой известности.

Число оскорблений, сыпавшихся на Рафи, когда он проходил по улицам города, возрастало по мере того, как становилось больше зловещих газетных заголовков, трубящих про зверства, якобы творимые евреями в арабской Палестине. Уже привычным стало слово йахуди (жид). Сын одного из известных городских раввинов, любивший носить черный берет на французский манер, отказался от этой привычки, потому что мусульманские хулиганы стали срывать берет с его головы. Один человек, у которого я взял интервью, в то время еще ребенок, вспоминает, что, возвращаясь из школы, он вихрем проносился по улицам и перед домом кричал, чтобы мать поскорей открывала дверь.

В дни, предшествующие голосованию на Флашинг-Медоуз, раввины и влиятельные люди еврейского Алеппо, как, впрочем, и их собратья, живущие в исламском мире, старались продемонстрировать свою непричастность к сионизму. Как-то в субботу раввин Моше Тавил, один из руководителей общины, произнес в синагоге речь, осуждающую национальное еврейское движение в Палестине. Молодые евреи Алеппо, живущие в Палестине среди европейских евреев-атеистов, не соблюдают кашрут и отказываются от веры своих отцов, предупреждал раввин своих прихожан, и это не было ложью. Евреи Алеппо, продолжал он, принадлежат только Алеппо и не имеют ничего общего с безрассудными амбициями евреев юга. Раввин воздел руки к небу и, к удивлению Рафи, залился слезами.

3. Пожар

В то утро подросток Исаак, сын раввина Тавила, узнал про голосование в ООН, когда, проснувшись у себя дома за пределами Старого города, по соседству с жилищем Рафи, услышал крики: Сайуни! Сайуни! (Сионист!) Теперь уже старик, раввин как и его отец, Исаак подкреплял эти воспоминания ударами ладонью по столу, отчего мой диктофон подпрыгивал в воздух. По его словам, сбежав вниз, он очутился в многотысячной толпе.

– Филастин биладна, вал-йахуд килабна! – орали вокруг (Палестина – наша страна, а евреи – наши псы). Исаак быстренько сделал то, что евреи делали многие годы в периоды националистических брожений в Сирии: он влился в толпу, воздел вверх кулак и присоединился к общему хору, молясь, чтобы его никто не узнал.

Он неприметно стоял напротив большой современной синагоги, расположенной в их квартале, и смотрел, как полицейские втаскивают погромщиков с улицы через окна внутрь. У некоторых были в руках жестянки с керосином. В это время в синагоге находился самый почтенный член общины Моизес Мизрахи, сгорбленный старец в красной феске, про которого говорили, что ему сто лет. Исаак видел, как те же полицейские вывели старца прочь. На улице перед синагогой погромщики навалили огромную кучу из молитвенников, свитков Торы и трактатов Талмуда и подожгли ее.

Большинство алеппских евреев сидело, запершись в своих домах. Толпа сожгла и другие синагоги по соседству и еврейский молодежный клуб, где накануне ночью молодые люди, прослушав не отрываясь трансляцию заседания в ООН, восторженно переколотили бокалы с вином и в безрассудном энтузиазме слишком уж громко распевали сионистский гимн. Погромщики разбили витрину магазина Мазреба, ввалились внутрь и все разграбили. Они подожгли несколько небольших молитвенных домов, религиозную школу, которой заведовал отец Исаака, десятки еврейских лавок и груды талесов и филактерий.

Огонь распространялся к старому Алеппо и Еврейскому кварталу, где в квартире неподалеку от главной синагоги девятилетний мальчик (семидесятилетний портной, когда годы спустя я беседовал с ним в его тель-авивской квартире) услышал, как толпа барабанит в ворота двора, где стоял дом его семьи. Удары прекратились, лишь когда погромщики, оставив ворота, стали карабкаться по стенам. А снаружи кто-то яростно вопил, что в Палестине евреи вырезают мусульманских младенцев из утробы матерей. Его семья забаррикадировалась в большой комнате под кругами сыра, подвешенными к высокому потолку, чтобы уберечь их от кошек. А толпа уже была в дверях, и, когда она ввалилась в комнату, мальчишка успел босиком сигануть в окно и оказался в соседнем переулке. Прихватив все ценные вещи, погромщики подожгли дом, использовав запасенные на зиму уголь и керосин.