Кодекс Алеппо

После погрома, рассказал Фахам много позже в своих записанных на диктофон воспоминаниях, он закутался в шерстяной арабский плащ и вышел на улицу. Начинался рассвет. Направляясь к главной синагоге, он прошел мимо обгоревших развалин еврейских лавок и, войдя в ворота, увидел, что огонь закоптил стены и расплавил металлические ножки скамеек. Он нашел железный сундук, который хранился в Пещере пророка Илии. Внутри лежала «Корона», которая все еще была объята пламенем, но странным образом не сгорела – тут, видимо, присутствует некий магический элемент, навеянный, возможно, историей о горящем, но не сгорающем терновом кусте из Книги Исхода. «Я взял в руки этот огненный шар и завернул в свой плащ», – рассказывает Фахам. Плащ был «как у бедуина, толстый и сотканный из шерсти, и я огня не почувствовал». Подошли несколько арабов, но они приняли Фахама за своего, поприветствовали его без особого интереса и продолжили грабить синагогу, срывая серебряные украшения со свитков Торы.

Фахам отправился к дому смотрителя, Ашера Багдади, но тот был так напуган, что дверь не открыл.

– Не бойся! – крикнул ему Фахам.

– В синагогу я не пойду! – ответил Багдади.

– И не ходи, просто открой дверь, мне нужно с тобой поговорить, – настаивал Фахам. Когда в конце концов смотритель открыл, Фахам протянул ему сверток и рассказал, что в нем находится.

– Домой я это нести не хочу, – сказал он. – Оставь у себя, а завтра передай кому-нибудь из старейшин.

Этот рассказ, самый драматический и подробный из всех, я привел слово в слово в своей первой статье о «Короне». Он и сейчас остается моим любимым. Но, как и все прочие, это выдумка[7].

Еще один вариант я услышал от раввина, которого встретил через шестьдесят лет после тех событий. Сгорбленный и слабый, прихлебывая чай, он читал Талмуд в синагоге на окраине Тель-Авива. Со мной был Эзра Кассин, бывший следователь военной полиции, а в то время детектив-любитель; он предупредил меня, что раввин перенес несколько инсультов и, возможно, утратил ясность ума. Эзра представился внуком жителя Алеппо, которого тоже звали Эзра Кассин. Раввин что-то пробормотал в ответ, и я знаком предложил Эзре уйти – мол, старик явно не в себе. Но Эзра не обратил внимания на мои жесты. Раввин прошамкал еще что-то неразборчивое, а потом сказал:

– Твой дед был портным в Алеппо. – Эзра кивнул. – Простой и честный человек был твой дед, – продолжал раввин. – Таких больше нет.

Потом он стал говорить, да так, будто только нас и ждал. Его зрячий глаз уставился на меня, и мне казалось, что другой глаз старика, слепой, затянутый белесой пленкой, устремлен назад, в прошлое.

– Они ворвались в синагоги, – рассказывал он, преодолевая жестокие приступы кашля, – в еврейскую школу. Жгли свитки Торы и подбирались все ближе. Мы три дня не выходили на улицу. – Но на третий день он все-таки решил пойти в главную синагогу. – Нас охватила такая скорбь, что мы рыдали и пели плачи. – Раввин имел в виду песни, в которых оплакивается разрушение Иерусалимских Храмов. – Мы увидели свитки Торы, разодранные в клочья, да-да, в клочья… в синагоге… Я… Я сам, своими глазами, увидел «Корону» прямо на полу… Я подошел ближе и подобрал ее. И положил в сумку. – После чего, по его словам, он отдал «Корону» одному из тех, кто был ответственен за синагогу. – А потом гои решили, что она сгорела.

Некоторые из рассказов частично совпадают, в некоторых содержатся крупицы правды. Кое-что можно объяснить тем простым фактом, что священных книг в главной синагоге было множество, а «Корону» почти никто раньше не видел и даже не знал, как она выглядит: то, что люди принимали за великую книгу, могло быть другим манускриптом. Но истории быстро множились, и это безусловно связано с тем, что «Корона» играла роль талисмана, символа алеппских евреев. Пока книга существует, существуют и они, а если ее нет, то и их не станет. Община оказалась на грани уничтожения, поэтому в этой истории никто не мог остаться безучастным.

Самый правдоподобный рассказ (только он подкреплен многими другими источниками и выглядит вполне логичным) исходит от человека, который никогда не похвалялся своей ролью и не пытался ничего записать. Речь идет о смотрителе синагоги.

Ашер Багдади не только официально выполнял функции смотрителя, но и жил совсем рядом с синагогой и потому сравнительно легко мог в нее попасть. На следующий день после погрома, рано утром, смотритель взял с собой одного из старших сыновей, пересек проулок между своим домом и синагогой и, войдя во двор, увидел там множество обуглившихся книг и кусков пергамента. Он опустился на землю и стал просматривать листы, пытаясь отыскать фрагменты «Короны».

– Я смотрел на отца, он плакал, как ребенок, – сорок лет спустя вспоминал в телеинтервью его сын Шахуд. – Я сказал: «Абба[8], что случилось? Встань, зачем ты там уселся?»

Шахуд наклонился и стал помогать отцу. То, что ему удалось отыскать, заинтересует нас в дальнейшем.