Кодекс Алеры. Том 2

Но как еще заставить ее перейти к более агрессивным атакам, и при этом не быть убитым в процессе?

Перехитри ее. Заставь открыться. Клинки и фурии не опасны. Интеллект и сила воли опасны.

Был еще один способ преодолеть ее мастерство и навыки заклинателя металла – перевернуть собственные представления о правилах ведения боя, которые могли оказаться смертельными для Тави.

Подчиняясь этим правилам и используя общеизвестные приемы, он никогда не сможет одолеть ее в поединке на мечах.

Но не все оружие сделано из металла.

И его мать ему это демонстрировала.

Тави подавил волну возбуждения и сосредоточился на заклинательстве воды.

Эмоции безумной наемницы, а теперь уже Тави нисколько не сомневался в том, что она совершенно чокнутая, затопляли его сознание, порождая спутанный клубок ощущений, который переплетался с его собственным восприятием оружия в ее руках.

– Наварис из Фригии, – тихо произнес Тави, не отрывая глаз от центральной точки ее фигуры. Движениями рук можно было сбить с толку, реальное движение всегда можно проследить по перемещению ее центра тяжести.

Она уставилась на него.

Все что угодно может стать для женщины причиной безумия и одержимости, но некоторые вещи в этом плане вне конкуренции: самые приятные воспоминания и самые страшные душевные раны всегда уходят корнями в семью.

Прозвище Фригийская, как и любой другой метроним в Империи указывал на незаконность происхождения. Дети, которые не были признаны своими отцами и не получали имени его Дома, юридически становились членами "города-дома" и получали имя в зависимости от того, кто являлся Верховным Лордом в том месте, где они рождались.

Именно поэтому Макс стал Антилларом. Его отец, Верховный Лорд Антиллус, так и не признал его официально. Не принял его. Откровенно говоря, порой неадекватное поведение Макса объяснялось шаткостью его положения и незаживающими душевными ранами.

Тави и сам знал, каково это – расти без отца. Его отсутствие породило ощущение пустоты в его сознании, заполнить которую, казалось, не могло ничто. И когда что-то напоминало ему об этом, это было сущее мучение.

О, да.

Если он был прав, то он может ранить Наварис.

Он мог погубить ее, обладая лишь способностью дышать.

– Тебе не победить в этой схватке, – тихо сказал Тави. – Если ты одолеешь меня, эти стены не устоят под натиском канимов. Погибнет каждый.

– Вероятно, – ответила она слишком спокойно. – Но сперва я доберусь до Арариса.

– Даже если это станет твоим смертным приговором?

– Да.

– Зачем? В чем смысл?

– Чтобы доказать, что я – лучшая, – ответила Наварис. – Лучший мечник из всех, кого знала Алера.

Тави старался, чтобы его слова прозвучали естественно.

– Доказать кому? – Тихо спросил он.

Наварис не ответила. К потоку эмоций, исходящему от нее, добавилась боль.

– Я тоже вырос без отца, – сказал Тави.

Наварис замерла. Безумные эмоции, порождаемые ее воспаленным разумом и душой, усилились при слове "отец".

Тави был прав.

Он знал, что может прийти в ярость от малейшего прикосновения к старым ранам, если у него не хватит сил взять себя в руки. У Наварис была та же рана, но, в отличие от Тави, она, даже в лучшие времена не могла держать под контролем бушевавший в ней ураган из ярости и ненависти.

Да, ее воля была тверже алмаза, но Тави был близок к тому, чтобы расколоть ее, сумев нанести удар под правильным углом.

Бой был окончен. Просто она еще об этом не знала.

– Ты же знаешь, что ничего не сможешь доказать своему отцу, – сказал Тави. – Даже если ты одержишь победу над Арарисом и мной, ты все равно умрешь здесь. И история того, что здесь произошло, здесь же и умрет.

Кончик меча Наварис задрожал.

– Он не желал тебя знать, Наварис. Думаешь, гора трупов за твоей спиной заставит его искать возможность для воссоединения? Думаешь, он захотел бы заключить в нежные объятия кровожадную убийцу?

Глаза Наварис распахнулись, она заскрежетала зубами, и еще большая волна страдания хлынула через нее.

– Хватит, – произнесла она дрожащим голосом.

– Этого не будет, – продолжил Тави безжалостно и твердо. – Никогда. Ты превратилась в монстра и не можешь привнести ничего, кроме стыда, в его Дом, так же, как не можешь привнести ничего, кроме страданий, в этот мир.

Наварис начала медленно трясти головой, ее широко распахнутые, безумные глаза вдруг заблестели.

Женщина страдала от боли, очень старой боли, мучившей ребенка, который не мог понять, почему так случилось и как с этим жить. Тави знал, каково это.

Он испытывал подобное всю свою жизнь, и сейчас сложно было сказать, где заканчиваются мучения Наварис и начинаются его собственные.

Боль Наварис подпитывала сама себя, Тави почувствовал, как его сердце сжалось от сочувствия, но заставил себя продолжать.

– Не важно, кого и скольких ты убила. Эти двери всегда будут закрыты перед тобой.

Ее дыхание стало неровным и тяжелым, несмотря на то, что ни один из них не двигался.

– Твое существование – всего лишь результат ошибки. Ты – ошибка, Наварис.

Он понизил голос и мягко добавил:

– Ты – ничто для него. Ничто, Наварис. Убогий бешеный зверь, которого нужно усыпить.