Кодекс чести

– Нет, Никита, это я по-прежнему могу принять ваши извинения – но сам извиняться не стану. За что же мне извиняться? Даже смешно. – Казарян, словно подтверждая правдивость своих слов, нервно хохотнул. – Если вы извинитесь, я нигде не буду этим хвастаться.

– Мне не за что извиняться.

– Увы, мне тоже.

Авакянц хотел что-то сказать, встрепенулся, но потом решил промолчать.

– Хочу предупредить вас, что я неплохо владею академическими приемами боя. – Я не сомневался, что промышленника это не остановит, да и отказаться от боя потому, что противник сильнее, недостойно. Но выход всегда есть. – Поэтому я могу принять предложение о переносе времени дуэли. Чтобы вы имели возможность подготовиться к поединку основательнее.

Казарян гордо вскинул голову.

– Я не слепой и заметил ваш перстень, Никита. Что ж, мне будет приятно победить мастера. А если мастер победит меня – такова судьба, никто меня не осудит. Я в более выигрышном положении, не так ли? Проигрыш не так позорен, выигрыш вдвойне приятен.

– Пожалуй, так. Кроме того, я не собираюсь вас убивать.

– Не могу дать таких гарантий со своей стороны. Когда дерешься с мастером, используешь любую его ошибку. Не уверен, что смогу ограничить удар.

Откровенно и справедливо. Казарян даже начинал мне нравиться. Вспыльчивый, несколько навязчивый – но имеет правильные представления о чести и достоинстве. Впрочем, был бы он отъявленным негодяем, его бы уже давно закололи. Наверное, и ему, и мне сегодня утром не повезло. Не то настроение, плохое стечение обстоятельств.

– Начнем?

– Начнем, – кивнул Руслан.

Доктор присел на поваленный ствол сухого тополя, лежавший между сосен. Секунданты заняли положение на противоположных краях поляны. Они могли только наблюдать. Мы с Казаряном обнажили шпаги.

После нескольких взаимных выпадов я обнаружил, что дерется промышленник неплохо. Он, несомненно, проводил довольно времени в фехтовальном зале – когда-то. Сейчас движения стали более расхлябанными – и более порывистыми. Наркотиком нельзя восполнить пробелы в потере физической подготовки. А выигрыш в скорости ухудшает точность.

Первые пять минут я только оборонялся – это было совсем не сложно, атаки противника казались довольно вялыми. Впрочем, может быть, он хитрил? Может, на самом деле Руслан – мастер школы золотой розы и сейчас играет со мной? Хорошему фехтовальщику под силу казаться плохим – и ждать момента. А расширенные значки, амфетамины – все это может быть и игрой, и трагедией мастера. Вообще вся эта ссора могла быть подстроена моими недоброжелателями, которых в городе, не стоит себя обманывать, достаточно.

Быстрая атака, в результате которой клинок Казаряна едва не задел мое плечо, удачное отражение контрвыпада – который я не собирался делать смертельным, хотя противник вроде бы открылся…

С каждой минутой движения Казаряна становились более уверенными. То ли он входил в боевой раж, то ли вброшенный в кровь адреналин сжигал наркотические эффекты сознания – скорость сохранялась, разболтанность пропадала…

Я начал атаковать. Обманный удар, отбил клинок противника, выпад… Казарян успел уйти от удара. Не мудрствуя лукаво, я повторил комбинацию – и едва не напоролся на чужой клинок.

Вновь ушел в оборону. Открылся, предлагая бить… Не подействовало. Открылся еще раз. И еще. Наконец Казарян решился и нанес удар. Я отшвырнул его шпагу. Отличный момент для удара. Но бить я не стал – только кончиком клинка рассек кожу на левой стороне груди противника. И сделал шаг назад, принимая оборонительную позицию.

– Предлагаю считать инцидент исчерпанным.

Казарян опустил шпагу. Лицо его было злым.

– Надо было бить! – закричал он. – Я не признаю себя побежденным!

Лицо секунданта-армянина обиженно вытянулось. Он прекрасно видел, что я остановил удар, который мог достать до сердца. И готов был это признать. Но подводить друга не хотел.

– Я не предлагаю вам сдаваться, Руслан. Будем считать, что бой шел до первой крови. Она пролилась.

Черная рубашка Казаряна действительно начала пропитываться кровью – под аккуратным разрезом, почти не видимым на добротной ткани.

– Мы не дети! – Мой противник, казалось, обиделся. Хотя на кого, кроме себя, он мог обижаться?

Вмешался Авакянц:

– Руслан, я предлагаю прекратить бой. Условия более чем приемлемые. Мы обсудим их с секундантом господина Волкова.

Пять минут спустя секунданты вынесли вердикт: удовлетворение сторонами получено, разговоров о дуэли не будет, побежденным Казарян себя не признает, так как предпочитает смерть бесчестию. Доктор в это время делал Руслану перевязку.

Когда он закончил, Казарян попросил:

– Господа, не могли бы вы пройти вперед, к нашим автомобилям? Я хочу обсудить с господином Волковым кое-какие вопросы.

– Только не деритесь больше, – почти серьезно заявил Андрей. Впрочем, даже он, при врожденной недоверчивости, вряд ли подозревал подвох.

Когда секунданты и доктор скрылись за деревьями, Руслан сказал:

– Извини, Никита, я, пожалуй, и впрямь вел себя слишком назойливо. Мне жаль, что пришлось ссориться с тобой. А от боя я получил настоящее удовольствие.