— То есть выкинуть рубашку и мобильный у него мозгов не хватило, а пистолет — легко! Кстати, от денег он не отпирается, а про рубашку и телефон говорит, что их ему подбросили. Даниель ему не верит. Себастьян верит, но все равно почему-то вцепился в Рябинина, как клещ. Я их не понимаю. У них ведь есть еще один подозреваемый, точнее, подозреваемая, а они на нее — ноль внимания. А по мне — надо ее кандидатуру тоже обработать. Думаю, именно она совершила убийство Хромова. А убийство оператора к этому делу вообще отношения не имеет.
— То есть как? — опешила я.
— А вот так! Записных книжек ведь при убитом операторе не обнаружили? Нет. Значит, кто-то их свистнул. У Рябинина ничего подобного не нашли. То есть он что, мобильник себе оставил, а пистолет и записи выкинул? Тогда уж должен был выкинуть все сразу.
— А может, он думал, что телефон ему еще пригодится?
— Пистолет ему, в таком случае, тоже мог еще пригодиться. И потом… Ну сама посмотри: не вяжется тут все. Рябинин, по-моему, просто очень импульсивный человек. Если честно, не представляю я его с пистолетом в руках… Но дело даже не в том. Просто Стасик мог шантажировать не только Рябинина, так что убить его мог кто угодно. И именно этот «кто угодно» унес с собой его записи.
— Смотрю я на тебя и удивляюсь! — с легкой ехидцей в голосе воскликнула я. — Почему у нас в агентстве начальники Себастьян и Даниель? По-моему, давно пора сделать самым главным начальником тебя.
— Я тебе открою одну государственную тайну: на самом-то деле я и есть самый главный начальник. Потому что на всякой фирме главная фигура — секретарь. Поэтому так много их гибнет на страницах детективных романов.
— Только ты, пожалуйста, не гибни!
— Да уж постараюсь, враги этого не дождутся. Кстати, ты мне своими разглагольствованиями напомнила о кадрах… Я тут узнала одну интересную вещь. Себастьян взял себе помощника!
— Что-о! — сыр съехал с моего бутерброда прямо на фотографию Рябинина. — Какого еще помощника?
— Понятия не имею, — явно наслаждаясь моей реакцией, ответила Надя. — Мне на самом-то деле наши начальники ничего не говорили, я просто сделала кое-какие выводы из разговоров. Но они двое так шифруются, что я почти ничего не поняла. Даже не могу тебе сказать, помощник это или помощница.
Ревность уколола меня скорняжным шилом.
— И чем же он или она занимается?
— Тайна за семью печатями! При мне это ни разу в открытую не обсуждалось, все какими-то намеками да жестами.
Новый укол ревности — еще более болезненный.
— А ты что, Даниеля расспросить не могла?
— Да я попыталась! Но он сделал вид, что не понимает, о чем я говорю.
Ревность явно решила сшить из меня обувь.
— Так… — сказала я, пытаясь не обращать внимания на свою мучительницу. Я имею в виду ревность, хотя Надя, конечно, тоже вела себя не лучшим образом: наблюдала за мной с жадным любопытством и без малейшего сочувствия. Конечно, это вполне понятно, я-то ведь тоже только хихикала, когда она делилась со мной своими проблемами в отношениях с Даниелем. Точно говорят: как аукнется — так и откликнется. — Ладно, черт с ней, с этой помощницей…
— Или помощником, — вставила все-таки Надя.
— Все равно. Расскажи мне лучше о твоей подозреваемой. Что она за птица?
— Помнишь картину Хромова «Поцелуй вампира», которую инсценировал убийца?
— Конечно.
— Так вот, моя подозреваемая — та девушка с картины, изображавшая вампиршу. Натурщица или модель, уж не знаю, как ее назвать.
— Она что, действительно оказалась вампиршей?
— Не знаю. Не думаю. Конечно, работа в нашем агентстве приводит к тому, что во всем хочется видеть вмешательство потусторонних сил. Но с этой девушкой и без чертовщины много всяких обстоятельств… подозрительных, я бы сказала… Сейчас…
Надя с умным видом порылась в своих бумажках и, вытащив на поверхность один листок, уткнулась в него и забормотала: