У меня хватило сил только на то, чтобы слабо кивнуть. Тогда Себастьян повернулся к моему спасителю. К тому времени в глазах у меня уже прояснилось, так что и я смогла рассмотреть его. И вскрикнула от удивления.
Это был тот самый сероглазый саксофонист!
Правда, теперь рукав его черного бушлата был порван, и по нему на глазах расползалось темное пятно.
— Ты ранен! — воскликнул Себастьян.
— Пустяки! — совершенно в духе всяких там боевиков отмахнулся саксофонист. — Царапина.
— Не надо было так рисковать, — Себастьян укоризненно покачал головой.
— Я привык сам исправлять свои ошибки.
— Это была наша ошибка, не твоя.
— Нет, и моя тоже. Я мог этого не допустить…
Даниель легко, как бумагу, разорвал рукав, обнажив руку, по которой ручейками текла кровь, капая с ладони и пальцев.
— Ну, вот, — шипя от боли, произнес саксофонист, — испортил хорошую вещь. Можно ведь было еще постирать да зашить…
— Я тебе еще сто штук таких достану, — пообещал Даниель и подул на рану. Кровь тут же перестала течь, а поверхность раны покрылась темной корочкой. — Через пару дней будешь как новенький, — пообещал Даниель.
— Зачем вы пошли в сыщики? — зачарованно спросила я. — Стали бы лучше докторами…
— Докторов у вас и без нас хватает, — ответил Даниель. — К тому же в мединститут без блата не пробьешься, а без диплома на работу не примут даже в районную поликлинику.
Я так и не поняла, шутил он или говорил серьезно. Кроме того, меня заботил вопрос посерьезнее.
— Кто это? — спросила я у Себастьяна, показав кивком головы на саксофониста. Ангелы тем временем подняли нас обоих на ноги.
— Давай об этом дома поговорим! — сурово ответил Себастьян.
Из-за «Победы» вынырнул и пошел нам навстречу Захаров, радостно потирающий руки.
— Ну, как вы тут? Все живы?
— Как видишь, — сдержанно отозвался Себастьян.
— Ну, мы вдовушку нашу взяли в целости и сохранности, пара синяков не в счет. Наши тоже в порядке.
— Где она? — спросила я.
Захаров посмотрел на меня холодно и нехотя процедил:
— Увезли уже.
Потом повернулся к Себастьяну и сказал, кивая в мою сторону:
— Слушай, Шнайдер, уволь ты эту девицу, а… Христом-богом прошу, для ее же блага! Ведь пристукнут же ее как-нибудь, а ты себе ее смерть никогда не простишь.
К моему сильнейшему негодованию, Себастьян ответил:
— Мы подумаем над этим вопросом.
Весь путь до дома (имеется в виду жилище Даниеля и Себастьяна) мы проделали в полнейшем молчании. Саксофонист дремал, прислонившись головой к оконному стеклу, только тихонько постанывал, когда «Победу» очень уж сильно встряхивало на московских выбоинах — видать, рана, несмотря на лечение Даниеля, все-таки его беспокоила. Ангелы, сидевшие впереди, всем своим видом демонстрировали нежелание вести беседу. Даже спины их, казалось, советовали мне не лезть к ним с разговорами. Ну, я и не лезла. А ела конфеты потихонечку. Вообще-то, меня винить не в чем. Я тихо сидела в машине, как мне и было велено. Сами Катю чуть не упустили, так пусть на себя и пеняют. И нечего изображать сидячие монументы. По приезде на место случилось небольшое столпотворение — стараниями Нади. Она из-за раны саксофониста устроила такой переполох, словно тому, по меньшей мере, отрезали голову. А вот мои злоключения не тронули ее нисколько.
— Говорила я тебе! — заявила подружка с возмутительным бессердечием. — Не слушаешь умных людей — и вот результат!
— Ну, вообще-то, виноват во всем я, — соизволил тут признаться Себастьян. Но вместо ожидаемого: «упустил преступницу и подверг опасности жизнь любимой» я услышала совсем другое: — Поддался на уговоры и взял ее с собой, а этого делать, конечно же, не следовало.
Тут я не выдержала. И сказала с ядом в голосе:
— Да уж, действительно! А вот дать мымре-вдовушке убежать и сесть в вашу же собственную машину — это следовало сделать непременно.
Ангелы переглянулись и вздохнули.
После того как рану дрожащего в ознобе саксофониста обработали каким-то снадобьем, напоили чаем с травами и уложили спать в комнате у Даниеля, оставшаяся часть честной компании — то есть два ангела и мы с Надей — собралась у Себастьяна. Причем Надя притащила с собой груду журналов на французском языке, экспроприированных у друзей и родственников, и незамедлительно погрузилась в них с головой. Дело в том, что по приезде из отпуска на нашу дорогую секретаршу, как лавина с горы, обрушилось новое увлечение — она решила во что бы то ни стало довести свой французский до совершенства, причем в максимально сжатые сроки. Организация заговора заставила ее немного отклониться от намеченного срока, но теперь, когда заговор остался в прошлом, она наверстывала упущенное, причем такими бешеными темпами, что у Даниеля при одном взгляде на журналы делалась кислая физиономия.