— Это кто такой?
— Роман Собакевич, глава рода одного аристократического.
— Подожди, — вдруг задумался я. — Ты сказала Собакевич?
— Да.
Эту фамилию я уже слышал — ночью, в разговоре Амадея и Бориса. Признаться, тогда я был отвлечен другими мыслями и невольно подумал, что разговор идет про животных и я просто плохо расслышал слово. Но услышал я все верно. И теперь, сопоставляя ту фразу, когда Амадей спросил, как дела с Собакевичем, я понял, откуда растут ноги у этой ситуации.
Вот ведь подонок!
— Он прямо в дом осмелился прийти?!
Дарья кивнула.
— Его Велимира Ивановна встретила, стол накрыли, чай стали пить. Я в это время у себя наверху была, толком ничего не понимала. Они некоторое время разговаривали, а потом прислугу за мной послали. Я спустилась, а мне с ходу и объявили — Собакевич на сватовство приехал, хочет своего сына младшего на мне сосватать.
Вот ведь уроды! И Велимира тут, в деле.
— А разве так можно? — только и смог вымолвить я. — Разве можно против воли кого-то выдавать замуж?
Дарья вновь начала всхлипывать.
— Ладно, успокойся. Что конкретно сказали?
— Сказали, что хороший выкуп дадут. А Велимире только этого и надо. Она со смерти отца ничего не получила в наследство, так хочет хотя бы так заработать.
— А какое право она имеет распоряжаться твоей жизнью?!
Девушка не ответила. Глаза вновь залились слезами.
— Ладно, не ной, — произнес я. И немного подумав, добавил: — Что-нибудь придумаем.
На самом деле Дарья мне была никем. Но она единственная из рода, кто не действовал против меня. А это потенциальный союзник. В таком змеином клубке, который представляет собой дом Шпагиных, союзники важны. К тому же за Дарьей чувствовалась не до конца пробужденная сила, которую тоже можно направить в свою пользу. Так что помочь сестренке нужно.
— Правда? — девушка с надеждой глянула на меня.
Ну что я мог ей другого сейчас ответить?
— Конечно.
Дарья вдруг посмотрела на меня совсем другим, жестким взглядом и произнесла:
— Я не выйду за него замуж. Слышишь? Чтобы не случилось, как бы все не обернулось — замуж за Собакевича я не выйду.
Я услышал в ее голове звон металла и вдруг понял, что она имеет ввиду. Она готова была наложить на себя руки, только лишь не идти под венец.
— Послушай… — попытался успокоить ее я.
— Саша…
— Дарья, все будет в порядке. Ты мне доверяешь? Все будет хорошо.
— Спасибо!
Она кинулась на меня с объятьями.
— Ладно, все, хватит. Отдыхать пора.
Убедившись, что Дарья успокоилась, я пошел к себе в комнату, погруженный в думы.
Из всего услышанного, виденного и сказанного складывалась весьма кислая картина увядающего семейства Шпагиных. Глава рода умер, оставив завещание, за которое тебе словно крысы грызутся тетя Велимира, дядя Амадей и старший брат Борис. И они догадались объединиться, потому что главный наследник все-таки я и основные козни идут в мою сторону.
Только вот сдается мне, что союз этот будет ровно до тех пор, пока они друг друга не считают конкурентами. Как только восприятие их измениться, они перегрызутся между собой. А сейчас даже готовы нанять профессионального убийцу, чтобы устранить меня.
Теперь вот еще добавилось в этот пазл желание породниться с Собакевичами. Какой только резон женить Дарью? Вряд ли там дело только в выкупе. Может, хотят устранить еще одного претендента? Ведь если им удастся убить меня, то на часть наследства — теперь уже моего, — претендует и Дарья. Замужество и смена фамилии исключат сестру из игроков за фамильные богатства — она уже будет представительницей другого рода. Вот это больше похоже на правду.
Остается еще загадка с письмом. Там явно что-то есть, очень важное, потому что Амадей и Борис ищут его.
Я закрыл дверь, чтобы никто без спроса не вошел. Достал из тайника лист письма. Пробежался взглядом. По ошибке первый раз, когда я увидел его, то решил, что отца просто отвлекли и он не дописал его. Но все было иначе. Отец письмо дописал. И есть еще как минимум две страницы. Вторая — у Бориса. А третья, самая важна, непонятно где.
Я пригляделся к подчерку, к чернилам, к наклону букв. Мне хотелось найти хоть что-то, что могло бы мне приоткрыть тайну этого письма. Внимательней присмотрел к бумаге, наклоняя ее на свету.
И вдруг понял, что одна ниточка, за которую можно зацепиться, у меня все же есть. И как сразу этого не заметил?!
Отец писал письмо за раз, все три листа. Написал первый лист (который, сейчас у меня был на руках), потом подложил его под другие листы. Начал второй, который тоже подложил под низ — для мягкости письма. Соответственно, когда он писал третий лист, то первый был прямо под ним.
— Буквы! — выдохнул я, видя едва заметные продавленные линии.
Мне повезло, листы лежали не ровно, сдвинувшись немного. И потому отпечатки предложений третьего листа шли между строчками.
Трясущимися руками я схватил со стола карандаш и принялся очень аккуратно закрашивать бумагу. Раньше, когда я был ребенком, была у меня такая забава. Берешь монету, кладешь ее под лист и закрашивает карандашом. Получается черный оттиск с рельефом того, что лежало под бумагой.