Кодекс Хранителя (СИ)

Ближайшие деревья начали шататься, вырывая корни из земли и хлеща ими, словно плетьми. Тупить действительно было не время. Непрошеные противники стекались к ним со всех точек, явно намереваясь прекратить действо…

Зло дернув рукой, Ррухи явно ощутила стянутость собственной обожжённой кожи и скривилась. Стерпится… а может, и сладится.

Второе «касание» отдала не раздумывая и сразу, испепеляя противника в один миг. Осталось три касания, а позже шесть минут подзарядки. Целей же намечалось намного больше. Тело Хранителя засияло белым. Песнь вошла в свою кульминацию… Хранители, стянутые заклинанием последние пару дней, наконец начали действовать.

«Держи их, мы в зал», — змеей вился голос Старосты внутри ее головы, а Ррухи только рада была исполнить.

Впечатывая кулаки в противника, уходя от их выпадов, взметаясь в воздух, уклоняясь от заклинаний, выставляя щиты — она явственно вспоминала тренировки с Хадисой. Где-то там, на задворках ее памяти, вспомнились грустные глаза матери, безучастное молчание клана… Желание помочь ей смертью. Сейчас же эти воспоминания стирались в пылу драки, и уже амулет Горра не пугал, и татуировка на запястье не страшила… Боль трансформировалась в полыхающий синим камень. Камень — в удар. Остальное больше не важно.

Три касания разошлись быстро.

— Она нужна живой!!! — закричал кто-то. Но Ррухи было все равно. Защищая, свободно трансформируясь, перенимая стиль врага и постепенно выхватывая из вложенной феями памяти незнакомые ранее заклинания, она вдруг почувствовала себя абсолютно живой и цельной. Сила бушевала в ней, энергия витала вокруг настоящим светопреставлением.

Шесть минут и касание: первое, третье, пятое.

И снова шесть минут. Рука неожиданно упала плетью. Обожжённая кожа пузырилась и сочилась сукровицей. Чужое слаженное заклинание смяло ее усилия, словно бумажный лист, снося ее мощным ударом и волоча по опустевшей земле, отключая сознание…

* * *

Неизвестный ранее рычаг активизировал скрытый механизм заброшенного храма. Кубки задрожали, и внутренний круг пришел в движение, выплевывая в пространство с десяток каменных колон странной дуговой формы, словно желоба. Кровь Велены, успевшая пробраться в каждую щель, теперь стекала по их матовым белоснежным поверхностям вниз, застывая на полпути и иссыхая. Колонны не дотянулись до купола, застыв на полпути уверенным рассредоточенным кольцом. С внутренней выпуклой стороны каждая из них была испещрена специфическими желобами и пазами, фиксаторами.

Выбранных на роль батарейки выводили в зал по одному. Обнажали и подвешивали к изогнутой стороне колонн за руки, фиксируя обнаженные тела по всему периметру. Пять девушек и пять парней, как и подозревал Ананьев.

Он отстраненно смотрел на лица, выхватывая знакомые и не очень. Пятеро послушниц были разбавлены таким же количеством его лучших адептов, отчего хотелось выругаться. В противоположном конце зала виднелся Октопус. Оборот ему не удался, поглотители высасывали все, раз за разом возвращая его тело к человеческой форме, надо сказать, третий раз подряд, в результате чего Звездунов окончательно ослабел и уже не мог трепыхаться. Его абсолютно дикий взгляд блестел и полыхал… А толку от этого было никакого… Анонис, так и не дождавшись фееричного перевоплощения, стервенел, не находя подходящего времени для снятия наручников. Нож, как и прежде, утыкался в глотку, и порой чудилось, что кожу он уже прочертил и не единожды.

А действо между тем продолжалось.

Стоило последней батарейке оказаться на месте, как жрецы затянули песнь. Кожу каждого прикованного к столбу, словно острым лезвием, прочертили знаки и символы, охватывали завитками груди, а символами — живот. Кровь сочилась, стекала по ногам на пол, собираясь в желобки, смыкающиеся в центре зала, где малым кругом посреди набухающей лужи стояли шесть кубков. Обнаженная Хадиса Кирин стояла в этом круге безвольной куклой. Первый Репетитор ходил вкруг нее, зачерпывая мелким золоченным ковшиком из кувшина, который несли за ним следом, и поливал ее тело. Одежда его пропиталась кровью и липла к ногам.

Смысла в этом Ананьев не видел никакого. Игра и бутафория, красота процесса для зрителей. А если ли эти зрители? Наверное, есть…

За омовением пошло нанесение символов, которые Репетитор рисовал лично, смоченной в крови кистью.

Источник тем временем пульсировал, вспыхивал разноцветными красками, принимая страшное подаяние. Кирин не реагировала, полностью поглощенная наложенным на нее заклинанием подчинения.