Кодекс Крови. Книга ХIV

— Плевать. Я бы убил любое дитя, ставшее личем. Младенцы особенно опасны! Они не умеют контролировать голод! Внук не исключение, а лишь приятный бонус для жертвоприношения.

Руны легли на тело младенца, который уже хрипел, лёжа на холодной поверхности каменного алтаря с постаментом из человеческих черепов. Рука графа Борромео нависла, острием трости готовясь пронзить сердце ребёнка, и тогда Джованни опустил руки и сам насадился на клинки призрачных воинов. Созданные для защиты рода, они тут же развеялись, стоило им пролить кровь Борромео. Шаг был рискованным и одарил Висконти тремя ранами в области груди, печени и живота, но зато позволил из последних сил рвануть к сыну и накрыть его своим телом.

Трость графа прошила насквозь его тело и вошла в грудь младенца. Алтарь залило кровью. Отмерли Карло и Альфонсо. Они оттащили отца от алтаря, но было уже поздно. Чёрное облако над алтарём жадно пило принесённую в жертву силу. Висконти привстал над телом сына и увидел выходящее из его груди лезвие трости. Взгляд мага смерти затопило тьмой. Это была первобытная ярость. В один день собственный отец убил его жену и сына, предав доверие и родную кровь. В руке Висконти так и был зажат обсидиановый клинок. Терять ему больше было нечего. Пока братья держали отца, в душе наследника рода не возникло даже сомнений. Он вогнал кинжал по самую рукоять в глазницу отцу.

Как ни странно, но тот не сопротивлялся. Братья в ужасе отступили, а ослеплённый граф Борромео наощупь дополз до алтаря, обняв его руками.

— Три поколения рода — щедрая жертва! — прокаркал он сиплым голосом. — Проси! Замкни… голод… на себе!

С этими словами граф Борромео умер, в отличие от его старшего сына и внука.

* * *

— Не понял, — нахмурился Джованни после прослушанного рассказа. — Дед меня убить пытался или напитать алтарь, чтобы спасти?

— То известно лишь Чёрному Единорогу, — честно ответил Висконти. — Но нам удалось замкнуть твой голод на мне и на Алессандро дель Ува.

— Ах ты ж… — дальше шла трёхэтажная конструкция восхищения, но почему-то на русском языке. Джованни их выражения показались более ёмкими и эмоционально окрашенными.

— А ты думал, я за красивые глаза отдал им родовой артефакт? Нет, — покачал головой Висконти, — мой долг перед Алессандро выплачивается постепенно. Ну и к тому же такая связка очень удобна в политическом плане. Для остальных мы — враги, но на самом деле повязаны крепче, чем узами крови.

— То есть всё моё детство вы держали меня в голодном теле, пока я не начал контролировать свои потребности?

Граф Борромео кивнул.

— Да и сейчас ты выпиваешь полностью, только когда стоит вопрос жизни и смерти… или…

— Да много там всяких «или», — не стал вдаваться в подробности Джованни, прекрасно осознавая, что далёк от благостного представления о нормальном аристократе. Но и конченным ублюдком он себя не считал.

— А мать твоя умерла, — Висконти сидел у саркофага, не глядя в глаза сыну, бездумно считая трещины на каменных плитах пола. — Уж не знаю, кого ты видел, но это была не она. Из способностей у неё была повышенная скорость и регенерация, но твою инициацию она не выдержала. Там был такой удар магией, что меня-то чуть не угробило, а её ослабленную и подавно.

— Ты тело видел? — задал самый простой вопрос Джованни.

— Да, — кивнул граф. — Перед сожжением. Оттуда же узнал, что тебя попросту вырезали из её чрева.

— Хм… странно… — пробормотал Джованни.

Рассказанная отцом история в деталях перекликалась с услышанным у графа Комарина. Двумя фигурами в плащах были сёстры матери, они и заключили сделку с дедом в попытке спасти сестру. Но вот дед… тот оказался не так прост. Хотел убить или добровольно пожертвовал собой, чтобы спасти внука? Оставался ещё один вопрос: говорить или не говорить, что мать жива? Отец со своей стороны условия сделки выполнил.

— Можешь мне не верить, но я видел именно её. Сейчас её зовут баронесса Агафья Комарина, живёт она в Российской империи в болотах на северо-западе страны. И она — ходящая в тенях, как я и как её две сестры. Это с ними дед тогда заключил сделку. Хождение, видимо, наследственный дар.

— Этого не может быть. Она умерла, — ошалело тряс головой Висконти, отказываясь верить словам сына. — Я видел, я проверял. Тело было без души! Она бы вернулась ко мне и сыну! Она любила тебя большего всего на свете! Хоть и знала, что может умереть при родах! Оракул… нас предупреждал.

— Ты удивишься, но она нас с тобой напрочь не помнит. Видимо, смерть была настоящей и вызвала некоторою потерю памяти, или же опоили её чем-то при воскрешении… Я не знаю. Но я был для неё таким же сюрпризом, как и она для меня. Её сёстры подтвердили всю историю. И да, они тебя люто ненавидят за то, что ты бросился спасать меня, а не мать.

— Блокиратор… я бы не смог, — тяжёлый вздох передал всю гамму чувств графа Борромео, но тот резко сменил тему разговора: — А скажи-ка мне, что ты забыл в Российской империи?

* * *