Кодекс молчания

Давнее соглашение не позволяет нам участвовать в войне, Страстная. Жена Морпа блефовала, придя в твой замок. Она желала узнать, где нахожусь я. Она помогала своему мужу. Но поняв, что ты не знаешь о том, где бы я мог прятаться, она спешно сбежала.

А ты прятался? Удивлению моему не было предела.

Нет, но Морп упрямо так считал, пока я бился за своих друзей.

Не думаю, что Иные рождены для Войны.

Она запрет для нас. Сейчас пришло время менять Законы, моя Всадница. И ты та самая причина, поднявшая всех. Даже Старого Бивня.

Я не ответила Иному, погруженная в тяжелые мысли. Мне становилось дурно, что даже драконы возлагали на меня такую непосильную ответственность. Казалось, что все они ошибались, и я не тот человек, способный совершить все то, что мне предписывали. Но другого человека не находилось, а значит, нужно было браться за дело. Что я и делала, сидя на спине своего Иного, летящего навстречу своему главному врагу. Вскоре и мне предстояло выступить перед лицом Монтэи.

Всем нам когда-нибудь придется предстать перед лицом врага.

Я не боюсь, Янро.

Знаю, моя Всадница, тебе неведом страх.

Это не так.

Твое неверие и есть твоя слабость.

Больше я не стала с ним спорить, понимая, что тысячелетнее существо гораздо мудрее, чем обычная молодая девушка. Что-то внутри меня зашевелилось, задвигалось, и я задрожала, не веря в то, что это может быть дитя.

Не бойся. Это ребенок.

Но… как?

Поверь мне, он будет очень быстр, когда Война закончится.

Что ты хочешь этим сказать? В моих словах звучал страх.

Дети Всадников быстрее, чем у обычных людей.

Я не понимаю.

Поймешь.

Он ничего не объяснил, оставив меня в диком замешательстве. Единственное, что я могла предположить так это то, что мой ребенок вырастет в животе быстрее, чем за девять месяцев. Но вдаваться в эти подробности я не хотела, полностью сосредоточенная на оживленном движении внутри своего живота.

Даже озябшими и заледенелыми пальцами, даже сквозь шерстяную рубаху и меховую куртку я ощущала это. То, как он шевелиться внутри. И по щекам моим бежали горячие слезы. Говорят, что от счастья не плачут, но сейчас дело обстояло именно так. Эмоции радости и блаженства наполнили всю мою душу. Неужели, я стану матерью? Это пугало и радовало. Одновременно.

В таком положении я думала только о том, удастся ли мне сохранить ребенка или постоянное напряжение и боль, ранения и все невзгоды, происходящие со мной, могут навредить плоду. Утешали только слова Хелла о том, что ребенок защищен невероятно прочным коконом из магии, сквозь которую даже Волхв не сумел прорваться. Я вдруг вспомнила о бастарде и поняла, что у меня есть к нему тысячи вопросов. Ведь Бинестра неоднозначно выразилась о поступках моего советника. Он убил своего ребенка. Как это могло произойти? Как я могу теперь полностью доверять бастарду, если он столько скрывал от меня. Мужчина жил в Круге Волхвов, и являлся его непосредственным членом. Теперь становилось понятно, откуда ему известно такое множество тонкостей, связанных с этой магией. Я не сказала бы, что затаила обиду на Беллса. Мне просто казалось, что он поступил нечестно, скрыв правду. На этом его преступления заканчивались. Все равно он всегда утверждал, что никто не знает его так, как знает он сам себя. Кто мог с уверенностью сказать, сколько тайн еще хранилось в рукаве у Хелла Беллса?

Наверное, мне не хватит жизни, чтобы разобраться во всех загадках, которые на каждом шагу сопровождают бастарда. Его знания, несоизмеримый опыт, образованность и уровень интеллекта только подтверждали то, что он не так прост, как могло показаться. Но может вся проблема его влюбленности в тайну и мистификацию собственной личности заключалась лишь в простом страхе быть отвергнутым? Когда-то я мечтала об этом, направляясь в замок Дейст вместе с отцом-герцогом и матерью, но я не задумывалась над тем, что ждет того, кто будет отвергнут. Одиночество. Наверное, бастард боялся его, хотя никогда в жизни не признает свою слабость. Это низко для такого самовлюбленного человека, как он. Иногда принципы ставят выше человеческих эмоций, и бастард был приверженец такого поведения. Я ни в коем случае его не винила. Когда тебе раз сделали больно, не очень хочется вновь бросаться в гущу событий.

Но сейчас я это почему-то делала. Хотя сознание и тело отчетливо помнило боль и страдания, которые приносит война. Оставить своего Иного в одиночестве – гораздо хуже, поэтому, стискивая зубы и кулаки, я терпела ледяной ветер и мороз, мечтая отмщения и справедливости. Если Морп желал драки, он ее получит, но не выйдет из нее победителем. Конечно, это никак не вязалось с образом Авлонги, которого я знала, но я провела в деревне Динео слишком мало, чтобы судить адекватно о человеке, что я видела всего несколько раз. Все же я не понимала, отчего такая ненависть ко мне, может, это все только домыслы. Но их кто-то должен был донести, а значит, свою руку приложила Монтэя. У меня не находилось иного объяснения для своих бед, потому что девушка была моим единственным врагом. Или мне так казалось. Или я была просто слепа.