Кодекс Охотника. Книга IV

Когда запасливые гости уехали, я приступил к задуманному плану. А план был у меня заставить этого грёбаного медоеда мне подчиниться. Лаской это не получалось, поэтому пришла идея использоваться его злость и ярость.

Прошло почти двое суток. Я сидел на складном стульчике, что позаимствовал у Петровича, а рядом развалилась Карамелька. Даже Шнырька проявился у меня под стулом, сидя в тени, и с интересом наблюдая за представлением. Почти двое суток, с короткими перерывами на сон, я драконил эту гадскую тварь. Кого я только не вызывал!

Это были и летающие твари, это были бегающие, и кусающиеся и… короче, полный ассортимент. Фантазия моя иссякла. Призванные твари пересекали границу, вступая в бой с медоедом, и отступали, выманивая его наружу. Медоед возмущенно верещал, но границу не переступал. Кажется, нервы у него крепче, чем я предполагал. Хотя, последний мой призывной зверь, а именно гигантский жук-навозник, слегка подорвал нервную систему призрачного охранника. Когда в тот момент, громко жужжа, он летал над ступенями, а медоед подпрыгнул, чтобы схватить его за лапу, жук натурально насрал ему на голову. Чем заставил того плеваться, ругаться и матюкаться. Жука он всё-таки достал, и тут же схомячил. Но сейчас, кажется, нервы его были на пределе.

Я доел бутерброд с колбасой, что нашёл у Петровича, отряхнул руки, и вызвал Давосскую Жабу. Жаба эта была размером со здоровенную собаку, и плевалась не очень сильной, но очень липкой и вонючей слизью. Плевалась далеко и точно туда, куда не мог достать её длинный язык, чтобы потом сожрать обездвиженную добычу, подойдя к ней, и немного подождав. А ещё она прыгала далеко и высоко.

Чтобы добиться нужного эффекта, я вызвал ещё одну. И вот две жабы начали прыгать туда-сюда, плюя в рассерженного медоеда, который метался, визжал и орал.

– Мне кажется, что у него сейчас случится разрыв сердца, – прокомментировал я двум своим питомцам, которые с интересом наблюдали за представлением.

– Ну, и фиг с ш-ш-шним! – выдал недовольный Шнырька, всё ещё помнящий свое противостояние с этой адской тварью.

«Думаю, что его так просто не возьмёшь», – раздался голос Карамельки.

– Да я ржу, – сказал я и реально заржал, когда жабы синхронизировались.

Медоед открыл рот, чтобы клацнуть за ногу одну, а в этот момент в него плюнула вторая.

Вонь, конечно, стояла от плевков страшная. Гладкая шерсть медоеда слиплась. Представляю, как он сейчас вонял. Я отдал мысленный приказ жабам прыгнуть ко мне поближе. Они перепрыгнули через невидимую черту, и уселись буквально в двух метрах, изредка поплёвывая в сторону беснующегося медоеда. Кажется, клиент созрел.

Я встал со стульчика, подошёл к медоеду, и уселся рядом с ним на ступеньки.

– Какие мерзкие твари, – начал я с ним неспешный диалог. – И какие вонючие, – я повёл носом. – Слышь, братишка, от тебя воняет хуже, чем от сортира. А эту слизь так просто не смыть.

Медоед орал без остановки, возмущенно прыгая на одном месте. Похоже, он даже подумывал – не укусить ли меня в отместку. Но, видимо, ему это было не позволено.

– А ведь они так вечно могут продолжать, – снова я кивнул на жаб. – А прикинь, их ещё несколько штук появится. И будут по всему дому прыгать, заплёвывая твою «норку.» И вонять здесь так будет круглосуточно.

В вое медоеда была вся горечь и тоска обиженного бойца, которому не дают вломить врагу.

– Но у меня есть идея! – я повернулся к медоеду, и тот внимательно посмотрел на меня своими маленькими глазками. – Хватит ломаться. Я же Галактионов, ты это знаешь. Других Галактионовых в округе нет. Даже если они вообще где-то есть в этом мире, то, поверь, я лучший вариант. А ещё у тебя будут друзья, – я кивнул на насупившуюся Карамельку, и сидящего на моём стуле Шнырьку. – У вас даже есть кое-что общее. Карамелька ненавидит белок. Ты теперь, походу, ненавидишь жаб. Ну, а Шнырьке похрен, кому из вас что таскать. Так что давай, присоединяйся, будет весело!

Я ещё раз разрезал ладонь, и протянул ему руку. Медоед посмотрел на меня, затем на моих питомцев, потом перевел свой недовольный взгляд на жаб, подошёл и слизнул кровь. Я не зевал и подхватил его душу в момент ритуала, накрепко привязав её к себе. Приручение состоялось. Я выдохнул. У меня были опасения, что это не случится. Был ещё вариант насильного приручения, но это могло поломать психику, как питомцу, так и мне. Мне же сильно этого не хотелось!

Я счастливо улыбался, когда острые когти осторожно покарябали меня за ногу. Я посмотрел на медоеда, который, кажется, своим видом показывал: «Ну, и что теперь?».

– А теперь иди и сожри этих зелёных тварюшек, – кивнул я.

Медоед неуверенно протянул лапку над последней ступенькой, вторую. Опустил на траву свою жирную задницу, и в два присеста схомячил сначала одну, а потом вторую лягушку. Гордо дёрнул лапами, и неспешно пошёл обратно в своё жилище.

– Эй, отморозок! Теперь тебе не обязательно там тусить, ты можешь гулять, где угодно.

Медоед как шёл, так и застыл с поднятой лапой. Развернулся, посмотрел, а затем спустился, и внезапно начал кататься в траве, как счастливое животное.