Кодекс пацана. Назад в СССР (СИ)

Его взгляд призывал к молчанию. К тому самому молчанию, которое не выдает своих. Ну да, мы и так не должны были сейчас находиться у Ковалькова, а уж тем более не должны были вступать в душевные разговоры с ивановскими следаками. Если Ковальков каким-то чудом смог выгрызть Гурыля из-за решетки, то вот ивановским любое признание будет «в кассу».

— Да-да-да, пацанский кодекс, — усмехнулся первый следователь. — Вечная молчанка и вечная круговая порука. Что мент по факту враг, а кругом все только уроды и лохи. Слышали-слышали, вот только эти все понятия идут по…зде, когда прижимает и когда впереди маячит нех…вый срок. Знали бы вы, как распевали все пацаны, которых тягали к нам. Сдавали себя даже в том, что подправляли оценки в школе и заглядывали девчонкам под юбки. Да-а-а, пацаны только на словах герои, а когда прижмет…

— Навешали пацанам по самое не балуй? — пробурчал Гурыль. — Поставили галочку?

— Работа такая. А ты что-то хочешь добавить? — тут же подхватился второй. — Может быть есть что-то такое, о чем мы не знаем? Вдруг Малыш и Коротыш вовсе не виноваты? Может быть, они сами на себя наговаривают?

— Я не знаю, что они рассказали, — помотал головой Гурыль. — Я сказал лишь то, что видел и что знал.

— Да-да, твои показания тоже будут приложены к общему делу. Ну а что касается тех вопросов, которые мы хотели задать… Вы же не собирались в ближайшее время покидать Южу? У нас с собой подписки о невыезде, так что в них надо бы расписаться на прощание. Сделайте нам такой подарок на дорожку, — всё также вкрадчиво проговорил первый следователь и вытащил два листка из папки, которую держал подмышкой.

Я посмотрел украдкой на молчащего следователя Ковалькова. Он перехватил мой взгляд и словно бы моргнул, но неторопливо, как говорят в школе: «С чувством, толком, расстановкой». После такого моргания трудно было не разобрать, что он одобрял подобные подписи.

Да и как тут не одобришь, когда на тебя смотрят люди, обладающие большей полнотой власти?

Листы легли на стол. Гурыль читал небольшой текст на листках, словно пытался высмотреть какой-то подвох. Усмехнувшись на его колебания, первый следователь произнес:

— Согласно статье девяносто три: «Подписка о невыезде состоит в отобрании от подозреваемого или обвиняемого обязательства не отлучаться с места жительства или временного нахождения без разрешения соответственно лица, производящего дознание, следователя, прокурора, суда. В случае нарушения подозреваемым или обвиняемым данной им подписки может быть применена более строгая мера пресечения, о чем ему должно быть объявлено при отобрании подписки». В общем, если вдруг вас вызовут на суд, а вы не явитесь, то возьмут под стражу. Чтобы под рукой был постоянно, так сказать…

— Ясно, — кивнул Гурыль. — По ягоды и грибы ходить нельзя…

— Ну что же, если всё ясно и нет вопросов, то вот тут фамилию, имя, отчество и дальше всё по протоколу, — проговорил второй следователь и взглянул на меня. — Тоже пояснить чего-нибудь?

— Не надо, — помотал я головой. — Вроде бы всё ясно.

— Эх, как же хорошо-то, — потянулся первый следователь. — Всем всё ясно и никаких проблем. Вот так бы в жизни всё было, правда? А то сейчас всё ясно, а вот совсем недавно всё было пасмурно…

— После дождя всегда бывает солнце, — вырвалось у меня.

— Да? Ну что же, я запомню эту фразу, когда буду подбадривать заключенных, — процедил второй следователь.

После таких слов он пододвинул ко мне лист с подпиской о невыезде. Я внес свои данные, подписался, после чего листы снова нырнули в папку.

— Ну что же, друзья-товарищи, не скучайте. Пишите письма и присылайте деньги, — лучезарно улыбнулся первый следователь, а потом моментально посерьезнел. — Но второй раз лучше нам не встречаться.

— До свидания, — кивнул на прощание Ковальков.

Второй следователь не стал прощаться. Он сделал лицо кирпичом и отправился на выход за первым.

— Коротыша и Малыша закрыли, — выдохнул я, когда входная дверь слегка хлопнула.

— Нашли на кого повесить… — Гурыль потер лицо, словно умываясь. — … ля, Малыш-то как на это повелся?

— Как? — хмыкнул Ковальков. — Думаешь, что у них нет методов для разговаривания особо молчаливых?

Я вздохнул. Всё-таки в СССР наряду с плюсами были и свои минусы. Так и с судебно-правовым механизмом. Это в кино смешно смотреть на героя Вицина, который кричит: «Да здравствует наш суд — самый гуманный суд в мире!» А потом ещё и на героя Этуша, про которого герой Никулина сказал: «А он не может сесть!» Смешно… да…

И если «самый гуманный суд в мире» трудился не покладая рук, то вот система планирования в Советском Союзе требовала закрытия определенного количества уголовных дел за отчетный период. Поэтому и торопились с закрытием дел, с сокрытием «висяков» и отказом от возбуждения мелких делишек.

Ивановских следователей тоже можно понять — работа волчья, да ещё и в разъездах. А тут такое плёвое дело: разобрать массовую бойню. Вычленили ребят, попрессовали в камерах и вот тебе выбитое признание.